Звери на улице

Ефетов Марк Симович

Они разговаривали стоя, но тут мама села, а вернее, плюхнулась в кресло.

— Не болтай глупости. Его же отправили за границу.

— А вот и не отправили. Он выступает в Московском цирке в труппе знаменитого дрессировщика Булатова.

— Ты-то откуда знаешь? Ну, выкладывай всё…

Тут Слава всё маме рассказал — и про Зооцентр, и про симпатичную Марию Петровну из Зооцентра, и про афишу, что сегодня последний день выступлений… Думаете, мама Славу отругала и сказала: «Садись за уроки и не выдумывай глупости»?

Нет, если вы так подумали — значит,

ошиблись. Мама долго-долго сидела в кресле, задумавшись. Слава молчал. Но всё, о чём думала и вспоминала мама, Слава прочитал на её лице, хотя она наклонила голову и на какое-то время даже закрыла глаза. А вы разве, если давно-давно кого-нибудь хорошо знаете, не читаете в его лице, даже когда он молчит? Слава же свою маму знал всю свою жизнь и знал, что тогда в кресле она всё-всё перевспоминала про Мишку: и то, как он первый раз появился у них в Москве — маленький пушистый шарик — и ноги его расползались на гладком полу; и то, как мама хотела его на прощанье сфотографировать, а он, ослеплённый яркой лампой, цапнул маму за ногу; как Слава потом ждал письма из Валдая, уехал туда, потерялся в лесу, когда пошёл на свидание с Мишей, и ещё тот последний день его встречи с Мишей на мельнице — мама боялась, что Мишка Славу загрызёт, а тот подсунул голову под Славину руку — мягкий, пушистый — и только поуркивал.

Да, конечно, мама обо всём этом передумала и потом спросила:

— В цирке тот самый Мишка?

— Тот самый.

— Ты уверен?

— Уверен!

— Тогда пойдём…

…Нет, они не были в тот вечер в цирке, а побывали только возле цирка. Когда Слава с мамой сошли с троллейбуса, до цирка ещё оставалось два квартала, но их уже начали спрашивать: «Нет ли у вас лишнего билетика?» А у них вообще никакого билета не было. И в кассе билетов не было. И никто лишнего не продавал. Один только дядька успел произнести слово: «Кому…» — и его тут же окружила такая толпа, что этот билет достался какому-то, наверно, боксёру или борцу — здоровяку килограммов на полтораста, а остальные расходились после этой свалки кто без пуговиц на пальто, а кто просто помятый.

Да, на медведей охотников было много.

…В цирке представление уже началось, свет у входа притушили, последние зрители бежали, перепрыгивая через три ступеньки, а Слава всё надеялся, что, может быть, им повезёт — окажутся у кого-нибудь лишние билетики, на их счастье. Но известно: когда очень мечтаешь, чтобы тебе повезло, никак не везёт.

Не оказалось билетика и для Славы и его мамы.

Когда у входа в цирк стало совсем-совсем пусто, мама сказала:

— Стой. Только никуда ни шагу. Я пойду к администратору.

Теперь уже на лестнице и на площадке перед входами в цирк Слава остался один. Со стен на него смотрели медведи. Только сейчас он смог внимательно разглядеть эти яркие плакаты: медведи-боксёры в кожаных, как мячи, перчатках; медведи на мотоциклах, на велосипедах, медведи-акробаты, пожарные, повара… Стоп! Этот в каске пожарного с двумя белыми пятнышками на плечах. Эти белые островки у него, как погончики. И глаза синие. И выражение

глаз. Конечно же, это Славин Мишка, Мишенька! Пусть на плакате рисунок, но он, конечно же, с фотографии, а может быть, это даже цветное фото. Это он, он, он…

— Славик! — окликнула сына мама. В руках у неё был маленький серый билет.

Слава бросился к маме, но она выставила вперёд руки с поднятыми ладонями:

— Стой. Билет на завтра.

Её руки упёрлись теперь Славе в грудь.

Он подумал и тут же это думанное произнёс:

— Как же так? Сегодня самый последний вечер!

— А завтра, — сказала мама, — самый последний утренник. Вот на него-то мне и продали один билет. Только один. Не знаю, что и делать. Как отпустить тебя одного?

— Мамочка, мама…

Пока они дошли к остановке троллейбуса, мама сдалась:

— Хорошо, пойдёшь один. Но учти: я буду волноваться.

На арене и за кулисами цирка

Мама хотела проводить Славу, но он уговорил её и пошёл один. Ходил же он один в школу и по городу, а если надо, и на троллейбусе один ездил.

Только пришёл Слава в цирк очень рано. В ту ночь ему как-то не спалось: кровать вдруг стала неудобная, подушка жёсткая, одеяло почему-то сползало, когда ворочался. И встал он рано — так рано, что мама ещё спала…

От троллейбусной остановки к цирку Слава шёл медленно, потому что на площади заметил: ровно десять. А на билете было написано, что начало в двенадцать.

Близость цирка чувствовалась ещё на площади. Здесь стояли огромные щиты, с которых на Славу грозно смотрели жёлтые львы и улыбались красные укротители.

Подошёл к цирку, посмотрел там на такие же часы на столбе: десять минут одиннадцатого.

Почему-то это всегда так: когда спешишь, время бежит быстро-быстро. Когда же хочешь, чтобы время скорее шло, оно тащится, как инвалидная коляска без мотора.

«Неужели я шёл от площади только десять минут? — подумал Слава, когда был у самого цирка. — А может быть, часы по-разному показывают?»

Нет. К Славе подошёл маленький парнишка в большой школьной фуражке и зло так сказал:

— А ну их — не пускают. Говорят, чтобы приходил через час. Им что — жалко, да?

Слава спросил:

— Ты был когда-нибудь в цирке?

— Не. Ни разу за всю свою жизнь. А ты?

Ну что было Славе перед малышом хвастаться, рассказывать ему, что он в своей жизни был уже в цирке два раза и вот пришёл в третий.

Слава промолчал. И про своего Мишку ничего не сказал.

Но малыш был очень настырный:

— Скажи, а медведики будут? А они правда в мотоциклетке ездят? (Он так и сказал. Слова правильно выговаривать ещё не мог, а уже в цирк пришёл. И тоже без мамы.)

Слава спросил:

— Ты в каком?

— Во второй перейду. А клоуны будут? И зверики будут? Всё будет, как здесь нарисовано? Да? Ну, скажи! Что — немой? Да? Жалко тебе?

Он останавливался только на время, чтобы перевести дыхание, и снова забрасывал вопросами: