Зверинец Джемрака
Шрифт:
— Не надо врать, Дэн, — сказал Тим, — мы не идиоты.
— Я не вру, — возразил Дэн и пристально посмотрел на Тима. — Ты не знаешь, о чем говоришь, а я знаю. Не теряй голову, делай, как тебе говорят, и мы все доберемся до дому.
Капитанский вельбот шел прямо по борту, и мы зажгли фонари. Нам роздали еду. Посмотрев на соседнюю шлюпку, я представил себе, каково там, и порадовался, что попал к Рейни. Здесь было безопаснее. Дэн, Габриэль и Ян знали, что делают. В капитанской шлюпке сидел Скип, со своей плоской физиономией, бессмысленной, как пустая тарелка.
— Все время будет хотеться есть, привыкайте, мальчики, — сказал Дэн.
Ломоть засохшего хлеба и два
— Это я во всем виноват.
— Идиот, — возмутился Джон Коппер, — при чем тут ты?
— Это я, — захныкал Скип, размазывая сопли. — Я плохо себя вел.
— Может, оно и так, — сурово произнес капитан, — но теперь это уже не важно. Ешь.
— Я убил мистера Комеру. Я так его любил. Я всех убил!
— Прекратить! — рявкнул капитан.
Скип опустил голову и принялся грызть свой сухарь.
— А Билли думал, что да, — произнес он минуту спустя.
— Что он думал? — переспросил Даг.
— Что это я виноват.
— Ага. Билли жопу от пальца отличить не мог, разве нет? — заметил Тим.
— Прекратить!
Мы покачивались на россыпи волн, бок о бок в двух шлюпках, и жевали, точно стадо коров на лужайке. Поднялся резкий ветер. Челюсти терлись одна о другую, и стук костей глухим звуком отзывался в мозгу. У старого волосатого борова, невозмутимо сидевшего на привязи между Габриэлем и Яном, был большой круглый живот. Я смотрел на него и думал, как хорошо быть животным, ничего не знать и никогда не думать о том, что может случиться дальше.
— Болтливый больно был этот Билли Сток, — произнес Тим, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Ага, — спустя некоторое время согласился я, что верно, то верно.
Ближе к рассвету мы один за другим, зевая и постанывая, начали влезать обратно на банки, мокрые и голодные. Ветер дул всю ночь. Боров наложил кучу. Мы получили свои порции сухарей и воды и принялись грести дальше. Слава богу, вельботы шли с трудом, и это не давало нам расслабиться. Хорошо, когда все время занят, а не бездельничаешь. Один управлялся с рулевым веслом, другой чинил, латал и вычерпывал воду. Третьему приходилось нести вахту. И так далее. Вельботы были перегружены, осадка у нас была слишком низкая, и вода частенько попадала через борт. Мы пробовали ловить рыбу, но у нас не было снастей. Габриэль принялся выстругивать копье из деревяшки, взятой с корабля.
Голод и жажда давали о себе знать. В таком состоянии мир имеет свойство делиться на две части. Или удваиваться. То же происходило и со мной. Примолкший и ошарашенный, я был здесь и не отрываясь смотрел широко открытыми глазами на небо, на тусклое серое море, размазанные пятна туч, волны. Вся остальная моя жизнь превратилась в сон. Дела шли своим чередом, разумно и понятно. Капитан и мистер Рейни не давали нам расслабиться, заставляли следить за собой — бриться острием ножа, чистить щепочкой зубы, приглаживать волосы и читать молитвы на ночь и с утра. За молитвы отвечал Дэн. Это у него тоже получалось хорошо, как и многое другое.
— Господи Исусе Христе, ты умер за нас, — разносился над шлюпками
И мы читали «Отче наш»: двенадцать бормочущих мужчин склоняли головы и соединяли руки.
Шли дни.
Вести им счет не имело смысла. Еще до крушения Скип сказал, что время стало вести себя странно, и он был прав. Жизнь превратилось в сон длиной в одно мгновение — и длилась бесконечно. Когда я вспоминаю о том, что тогда чувствовал, мне кажется, будто давным-давно я действительно прожил еще одну жизнь: родился, просуществовал и умер.
— Просыпайся, Джаф.
Руки у Дэна дрожали — ему тоже недоставало выпивки.
— Тебе снился сон? — спросил он. — О чем? Кто-то преследовал тебя?
Я отрицательно покачал головой. В груди скопилась вода. Целый омут слез.
Сны. Дракон — огромнее, чем на самом деле, — вышагивает по палубе «Лизандра» на задних лапах, как человек. Я дернулся и сморгнул воду с ресниц. Первым, кого я увидел, был мистер Рейни с горящими глазами, он выплюнул в ладонь какой-то серый шар, лицо его приобрело зеленовато-желтый оттенок гниения. Оглядевшись вокруг, я не увидел капитанского вельбота.
— Они пропали! — закричал я.
— Нет-нет, — успокоил Габриэль, сидевший на руле, — вон они.
Волны перекатывались, образуя в поверхности океана глубокие расщелины. Капитанский вельбот то появлялся, то исчезал с долгими, в несколько минут, перерывами. Когда мы сумели разглядеть, что там происходит, выяснилось, что вторая шестерка тоже вычерпывает воду. Трое из нас постоянно только этим и занимались, но все предметы в шлюпке продолжали плавать, включая несчастного борова. Мне его было очень жалко. Одному Богу известно, как бедняга представлял себе жизнь, — происходящее явно должно было казаться ему странным. К этому моменту боровы, да и мы сами уже хорошенько просолились. Вокруг пересохших губ и покрасневших глаз образовались соляные круги, а на грязной одежде появились разводы, не менее затейливые, чем узоры на скалах. Все мы превратились в водоплавающих животных. Дождь то начинался, то переставал, но это уже ничего не меняло — только лодка быстрее наполнялась водой, и приходилось всем сразу хвататься за черпаки и ритмично выплескивать эту воду за борт. Мышцы болели. Мы вычерпывали до тех пор, пока не наступала наша очередь спать, спали в воде, просыпались и вновь начинали вычерпывать ее. А я еще плакал, глупый. В моем сознании постоянно крутилась мысль о теплой постели и о камине, о запахе эля, пота и женской пудры. Мы получали свои сухари и воду. Лицо Тима — бесстрастное, непроницаемое, порой на нем даже мелькала улыбка. Море и небо — то вверх, то вниз. Мы шли не останавливаясь. Наши глаза видели одни и те же лица, день за днем, до тех пор пока мы не перестали различать друг друга и самих себя. Мы превратились в единый организм, странное существо, которое пыталось выжить, облизывало растрескавшиеся губы и не сводило воспаленных глаз с горизонта.
Однажды днем небо вдруг изменилось, после полудня установилась ясная погода. Лодки подошли ближе друг к другу.
— Господи Исусе, — сказал Тим, — ты только погляди на них.
— Мы выглядим точно так же, — заметил я.
— Как ваш хлеб? — крикнул капитан. — Наш весь намок.
— Куда ж тут денешься, — откликнулся мистер Рейни, — у нас тоже намок, но не весь.
— А у нас весь, — повторил капитан. — Как там, все справляются?
— Да, капитан, все на месте, в лучшей форме.