Звериный подарок
Шрифт:
— Ты не знаешь, что это? — совершенно спокойно спрашивает Радим.
Фух, похоже, ничего страшного не случилось, и они не восприняли мое приближение как оскорбление или что-нибудь подобное.
— Нет.
И тут на его лице появляется такая ярость, что просто дыхание замирает. Что я сделала не так? Неужели князь и подарок прислал неудачный, но ведь он прощения просит! Могли бы и навстречу пойти!
— И что князь тебе сказал? — интересуется Дынко.
— Сказал извиниться и отдать подарок. Сказал делать, что прикажете.
Вдруг мои ладони становятся такими мокрыми,
— И что… что вы мне прикажете? — Голос совсем на мой не похож, в голове пусто, я даже про корсет забыла впервые с тех пор, как его на меня натянули.
— Ничего. — Ждан хлопком закрывает крышку и отдает шкатулку Радиму, а тот тут же сжимает ее в руке. Возвращать, видимо, не собирается. — Скажи князю, мы подумаем и сообщим ему, как и в каком виде он принесет нам свои извинения. Иди.
Упрашивать дважды меня не нужно. В коридоре все еще ждет Кузьма. Вдруг так приятно видеть его светлые, замутненные годами глаза. Он как будто вздыхает спокойней и ведет меня в правое крыло к князю.
Что-то тут явно не так! Князь удивился, меня увидев, а потом даже разозлился. А уж когда я передала слова вожака, так просто рассвирепел.
— Никакого от тебя толку! Иди, и чтобы ни слова никому про подарок! — резко махнул он рукой.
И я ушла, не было желания задерживаться, хотя обычно старалась хоть ненадолго, на минутку, но остаться рядом, чтобы чуть-чуть побыть рядом, помечтать о том, что у меня есть любящий отец. А сегодня, наоборот, вылетела из кабинета с большим удовольствием. И даже фразу повиновения на прощание не произнесла.
Слуга отвел меня в комнату у кухни, где ждала Марфутишна с вещами. С каким удовольствием я сняла это жуткое платье, стащила его, как будто оно грязное! А уж корсет сдирала, как освобожденный каторжник кандалы. Что может быть лучше моей обычной одежды, свободной и удобной?
— Нас отвезут позже, когда экипаж освободится. — Марфутишна уселась на кровать, достав из корзины захваченное с собой вышивание. Запасливая!
— Пешком пойду.
Буду я ждать тут несколько часов, пока кто-нибудь сжалится и домой отправит! Идти-то всего пару верст.
День неплохой, дорога сухая, солнышко уже не греет почти, но идти среди полей всегда теплее, чем сидеть в каменных стенах. Кстати, а если пробежаться? Ребячество, как говорила Марфутишна: «В твоем возрасте не пристало носиться, как мальчишке, пора уже стать серьезнее и следить за своим поведением». Звучало, как будто бы моя жизнь уже закончилась, и осталось только сидеть у окна неподвижно, ожидая неминуемого пришествия смерти.
Но сегодня я побегала в свое удовольствие! Заслужила. И как же мне было тяжело! Как было стыдно за князя… За то, что он такой обманщик. За себя, что я пусть и не по своей воле, но врала. За странный подарок, с которым явно что-то не так. Вот только стоит ли разбираться, что? За наши… обычаи. За все.
Только я во двор вошла, как наружу высыпали мои домочадцы
Как я их все-таки всех любила! Мою Маришку, которую невозможно не расцеловать в обе щечки. И братьев моих непутевых, кстати, их уже пора ловить и купать, чумазые, как будто в луже валялись. Может, и на самом деле валялись, вполне могу себе представить эту милую картину. И необъемную Глашу, которая иногда, будучи в хорошем настроении, пекла нам булочки и пирожки с вишней. И вздыхала тяжело, смотря, как мы все это поедаем, как будто впроголодь живем. Знала потому что, не на сладости набрасываемся, а на ласку да заботу.
И меня сразу отправили спать, предупредив, что потом придется в подробностях рассказывать, какие ужасы я видела в замке и как мне удалось вырваться оттуда живой и даже не покусанной.
Ха-ха, пусть мечтают, у меня уже есть отговорка. Скажу, что князь запретил болтать, и нарушить его приказ, естественно, никак нельзя.
Волки
На улице уже темнело, а они все еще повторяли план возвращения. Ждан столько раз просчитывал варианты удачно провести сотню по пространственной петле назад, что уже с трудом складывал даже простые числа.
— А если петля закрутится вокруг, вам придется просчитывать все заново прямо посреди перехода, ты помнишь? — замученно переспросил он у Улема.
Тот только поморщился.
— Забудь, сейчас бесполезно голову себе забивать, даже знай ты все точки. О чем можно говорить, не учитывая погоду и передвижение зурпов?
— Да знаю я…
В комнате, выделенной для них в казармах, было по-военному пусто — большой массивный стол, много стульев, стенд с оружием и яркая подробная карта человеческих земель на стене.
Как раз ее и рассматривал Радим, задумчиво отмечая деревни на границе со звериной землей. Всего четыре, и три из них на землях Нестора. Какая жалость, он бы предпочел не иметь с ним ни единой пяди общей пограничной земли. Впрочем, как и с дивами.
— Давайте еще раз, — тяжко вздохнул Дынко. — Улем.
— Повторяю: веду сотню до стольского тракта через Старый лес, не трогая петель. Там отправляю в посольство птицу, никакой магии, чтобы не засекли. Жду Гордогора с новостями и припасами, и тут же уходим на северную границу по лесу и тогда уже по петле. Не волнуйтесь, я рассчитаю. У меня девять медведей в отряде, пущу их первыми. Все.
— Девять маловато, надо больше вводить, вернешься потом в замок, наберешь еще десяток.
— По мне, так и девяти предостаточно, но как скажете, — равнодушно ответил Улем и уставился в окно. Гонять по кругу одно и то же десятки раз уже надоело. Тройка явно была сегодня на взводе.
— Тогда все. — Радим оторвался наконец от карты. — У нас еще два дня, если что забыли, есть время вспомнить.
— Значит, я на ужин. — Улем впервые улыбнулся, правда еле-еле. — Нас тут закармливают, как на убой. Каждая трапеза — сплошной пир, если через два дня не уедем, отъедимся так, что и кони не унесут. Князь-то расщедрился на полную, обхаживает, как самых любимых родственников.