«Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага
Шрифт:
— Большие потери несем от огня фаустпатронов. Стреляют из подвалов, канализационных люков и сразу исчезают. В общем, без десанта и пехоты ни шагу.
— Сколько отсюда до Рейхстага? — спросил комбат Петр Тырсин.
— Километров пять по прямой. Но вы сами знаете, на войне напрямик не ходят.
— А имперская канцелярия Гитлера? Вот бы кого взять. Сразу война кончится.
— Мужики, — отмахнулся Пантелеев. — Давайте про Гитлера речь вообще не вести. Его разыскивают те, кому положено. У нас будет своя задача. Через пару часов вы ее получите. А пока готовьте
Когда все стали расходиться, Пантелеев придержал Чистякова.
— Александр, сходите вместе с Фоминым, оглядитесь. С собой возьмите пару-тройку десантников, саперов. От полка дальше, чем на километр, не удаляйтесь.
Шли цепочкой. Впереди двое саперов, за ними подполковник Фомин и Чистяков. Трое десантников из взвода разведки настороженно оглядывались по сторонам. Впрочем, пока вокруг находились наши передовые части.
Разворачивались батареи разных калибров, в том числе зенитные. Дивизион «катюш» спешно маскировали и окапывали. Гвардейские минометы «катюши» предназначались для ведения огня по площадям. Значит, центр города пока в руках немцев.
Это опровергало скоропалительные высказывания политработников, что наши части прорвались едва не к Рейхстагу.
— Впереди еще Шпрее, — заметил Фомин. — Река, считай, посреди города течет. Хоть и неширокая, за то простреливается вдоль и поперек.
Мимо проехали несколько повозок с ранеными.
— Что, машин не хватает? — спросил один из разведчиков.
— Мы от вокзала раненых вывозим, — ответил санитар. — Там сплошные развалины, только лошадки и выручают. В некоторых местах машины не пройдут, только танки да наши повозки.
Задавать вопрос «как там?» никто не стал. Судя по нестихающей стрельбе, взрывам снарядов и мин, бои не прекращаются. Вышли к железной дороге. Поезда последние недели здесь не ходили.
Стояли несколько сгоревших вагонов и артиллерийская железнодорожная установка, приземистая, как черепаха. Из массивных башен выглядывали стволы двух 105-миллиметровых зенитных орудий, которые нередко использовали против советской бронетехники.
Братья-славяне, видимо, крепко разозлились на зловредную «черепаху». Броня была издырявлена попаданиями снарядов. Одна из башен взорвалась. В разные стороны торчали острые края развороченной и уже тронутой ржавчиной брони.
Четырехствольная 20-миллиметровая зенитка «маузер» была смята, стволы согнуты, а возле платформы лежало тело артиллериста. Внутри «черепахи» находились, судя по всему, и другие убитые. Ощутимо несло разложившейся плотью.
Увидели и две подбитые «тридцатьчетверки». Они вылетели прямо под огонь железнодорожной установки. Тяжелые снаряды пробили броню насквозь. Одна машина сгорела, башня отлетела в сторону. Другая «тридцатьчетверка» выгорела лишь частично, но разбита она была крепко. Показав на оплавленные отверстия в башне и возле люка механика, Чистяков сказал:
— Наверное, весь экипаж накрылся. Эти чушки все перемололи внутри.
— Вон братская могила, — кивнул разведчик.
Холм был довольно большой, а на листе фанеры теснились десятка полтора
Неподалеку тянулась еще одна железнодорожная колея. Под ее прикрытием разместилась батарея тяжелых 120-миллиметровых минометов. Расчеты отдыхали, а командир батареи, капитан лет сорока пяти, в круглых очках, предупредил Фомина:
— Сильно не высовывайтесь, снайперы бьют. Да и в нашу сторону мины иногда подсыпают.
Осмотрели в бинокль окрестности, здесь предстояло продвигаться самоходно-артиллерийскому полку и танкам вместе с пехотой. Место представляло собой узел коммуникации. Среди полуразрушенных домов возвышалось массивное сооружение — вокзал Лертер.
Виднелись другие железнодорожные пути, эстакада, обрушившаяся на рельсы. Слева тянулся довольно широкий канал, его перегораживал взорванный железнодорожный мост.
— Шпрее отсюда не видно? — спросил Фомин у капитана-минометчика.
— Если только на эстакаду взобраться. Но там все под огнем. Кстати, мост через реку фрицы до сих пор держат. Не взрывают. Надеются, что он им еще пригодится.
— Он бы и нам пригодился.
— Конечно, — подтвердил капитан. — Шпрее всего шириной тридцать-сорок метров, можно сказать, речушка. А берега камнем облицованы, отвесные, и орудий понатыкано.
— Мост Мольтке, — сказал Чистяков. — Громкое название. Читал я про него, фельдмаршал Мольтке еще в девятнадцатом веке теорию «блицкрига» проповедовал.
— Легко они его не отдадут, — прикурил папиросу капитан. — А на другом берегу тоже узелки крепкие. Одно лишь здание гестапо чего стоит. Они его из скромности министерством внутренних дел окрестили, но живодерня есть живодерня. Целую крепость соорудили. Стены и так под два метра толщиной, их еще рельсами, бетоном, земляными насыпями усилили.
— Сам ходил смотреть? — спросил подполковник Фомин.
— А кто же еще? — удивился очкастый, не слишком военного вида капитан, больше похожий на школьного учителя. — Захватил двоих ребят, и прогулялись с перископом. Засекли кое-какие огневые точки, доты, чтобы не вслепую мины тратить. Боеприпасы у нас не дешевые, каждая мина шестнадцать килограммов весит. Фосфорные недавно получили. Тут у фрицев неподалеку бетонный форт с двумя тяжелыми орудиями находился. Сожгли к чертовой матери, со всеми потрохами.
— Вы по профессии кто? — спросил Чистяков, неожиданно для себя переходя на «вы».
— Преподаватель математики в техникуме. Никогда не думал, что минометами командовать буду. В сорок втором призвали, подучили немного, а как нужные углы вычислять, я и сам дошел.
— Зовут-то вас как?
— Супонин Николай Захарович. То бишь капитан Супонин. Увидимся еще. Когда в наступление пойдете, мимо нас двигаться будете. Имейте в виду, немцы «Пантеры» подогнали, штуки две-три. Они пока молчат, выжидают, когда танки наступать начнут.