Звероликий
Шрифт:
Из большого фургона смуглые люди в тюрбанах вывели нервно приплясывающего арабского скакуна, в парчовой попоне, с вышитыми вензелями Персидского царства.
Конь обошелся владельцу в триста тысяч ауро, и еще десять тысяч стоил его провоз на судне. Но его хозяин – принц Персии Кавад, чья семья владела четвертью добываемой в мире нефти, – мог себе позволить такие расходы, не желая расставаться даже в море со своим любимцем. Тем более на «Титанике» имелся небольшой манеж для верховой езды.
– Эк, вот что значит дурные деньги! – крякнул старый моряк в вытертой тужурке. –
– Ха, дед, – прыснул какой-то юнец. – Так ведь если корыто потонет, то и самому принцу тоже будет каюк!
– Дурень ты, – сплюнул дед. – Человек – он в шлюпку сядет. А коню-то что делать?
– Это что, – возразил кто-то. – Вот в Вендии один махараджа был… Так ему по закону его княжества полагалось ездить только на слоне. Да не на простом, а на белом. Ну, он и ездил. Когда нужно было куда-то лететь, в столицу, скажем, он на двух дирижаблях летал – на одном сам, а на другом слона его везли. Сам видел!
– Да, а вот забавно бы было, чтоб эта лоханка и в самом деле под воду пошла! – вдруг зло пробормотал другой парень – со шрамом во всю щеку и «африканской» медалью на груди. – Пары торпед в машинное хватило бы. Сколько паразитов сразу накроется! Пока я с ребятами кровь лил, они тут…
И замолчал, зло сжав кулаки.
Но никто не обратил внимания на его слова. Тем более что началась посадка на борт.
Подъезжали машины: от основательных «тоттенвольфов» и претенциозных «Аргамаков» до верха роскоши – длинных мощных «буцефалов» с позолоченными бамперами и фарами.
Из них выходили разнообразные знаменитости.
Банкиры и биржевики. Владельцы обширнейших поместий и торговых компаний. Отпрыски знатнейших фамилий Империи и окрестностей. Актеры и модные писатели.
Мужчины сверкали золотыми и платиновыми пуговицами, цепями и маятниками часовых брелоков, массивными перстнями и набалдашниками тростей с самоцветами. Дамы, в том числе и те, чьи формы были, мягко говоря, не очень совершенны, старались поразить не только блеском драгоценностей, но и количеством обнаженного тела, выставленного напоказ. На каждой к тому же было великое множество драгоценных камней: персидские жемчуга, африканские рубины, вендийские сапфиры, уральские изумруды… И, конечно, лучшие друзья девушек и матрон – бриллианты.
«Совсем как во времена какого-нибудь Херония или Коммода», – подумал сыщик.
Некоторых пассажиров приветствовали радостными криками, других освистывали. Пару раз полетели даже гнилые яблоки и репа, но портовые вигилы живо восстановили порядок, затащив кого-то в тюремный автобус.
Из небольшого изящного «ягуара» вышла, широко улыбаясь, Герта Грендель, сопровождаемая двумя крупными мужчинами в строгих костюмах – то ли телохранителями, то ли любовниками (или то и другое одновременно).
К ней тут же устремились поклонники, пытаясь взять автограф или даже коснуться великолепного тела. Она благосклонно принимала знаки почитания. Даже то, что какой-то юноша ухитрился коснуться губами ее полуобнаженного бюста и при этом сумел уклониться от кулака телохранителя.
Зато с подбежавшими позже представителями
– Идите вы на… – нежным голоском изрекла скандинавская дива и добавила с очаровательной улыбкой: – Козлы!
И продефилировала к парадному палисандровому трапу с обитыми бархатом поручнями.
Был поток машин скромнее и даже наемные такси: из них выходили люди, одетые попроще, и направлялись к другому трапу – из мореного дуба, – там проходили пассажиры второго класса.
И наконец, самый большой поток небогато выглядевших пешеходов тек к двум обычным дощатым трапам – третий класс.
Он стоял поодаль, не смешиваясь с толпой и стараясь не привлекать внимания. Если на него бросали взгляды, то мимолетные и не слишком удивленные. Ну, мало ли, и не таких видали. То было одно из умений его расы – становиться малозаметным, когда хочешь, чтобы тебя не замечали. Так что всю эту лихорадочную круговерть Кристофер наблюдал как бы со стороны, словно из-за некоего толстого стекла.
Но спокойствия это ему не прибавляло.
Странная необъяснимая тревога держалась уже не первый день. И только возрастала.
А то, что случилось позавчера, ее только усилило.
Вернувшись домой и слегка остыв, он еще раз припомнил все подробности, внимательно изучил амулеты и позвонил в участок.
Заспанный вигил сообщил ему, что доставленный пару часов назад патрульными Джагой Тенреком и Платоном Аристидом атаульфовец, при котором нашли клубную карточку на имя жителя Мюнхена Гая Юлия Циммермана, оштрафован за нарушение «Эдикта о равенстве» и вышвырнут из участка пинками.
Обругав про себя стражей порядка болванами и глупыми индюками, Лайер, повинуясь смутным подозрениям, запустил ординатор и залез на страницу Сераписского управления статистики. Через десять минут он с грустью обнаружил, что его подозрения подтвердились – за последнее время в городе резко активизировались пресловутые «Наследники Атаульфа». И численность их, и, что важнее, активность заметно выросли. И именно с того момента, когда завелся этот самый Учитель Истины. Бред?
Не больший, чем амулеты, заряженные специально против кинокефала. Причем в Сераписе, где было всего чуть больше трех десятков соплеменников Криса (одна из самых больших общин Галлии) и человек мог прожить всю жизнь, не увидев ни одного.
Что ж, выходит, его собирались убить?
И в самом деле – случись ему проявить небрежность, и у ублюдка длинноволосого вполне могло получиться. Черт… И в самом деле, никто бы ничего не понял. Убийство на почве расовой ненависти. И атаульфовец ничего не отрицал бы. Ну, кто бы стал раскапывать такое очевидное дело?
Или все-таки у него начинается мания преследования?
Тем временем поток пассажиров иссякал.
Автомобили больше не подъезжали, лишь в третий класс тянулись запоздавшие – возвращающиеся из отпусков солдаты Североафриканской армии, мелкие коммивояжеры и просто небогатые туристы, желающие погреться на пляжах Ливии и Туниса.