ЗвеРра
Шрифт:
— Ешь, болезный. В вашем доме было изображение пророка? Картина там, мозаика или что-нибудь такое?
Крыс пожал плечами.
— В "Весёлой крыске" есть. В зале для почётных гостей.
— Такой старый трактир? — удивился Марк.
— А как же! — обрадовался крыс. — Ещё до ЗвеРры, в людском городе здесь трактир был. На тракте, которой через город шёл до моста и дальше. "Весёлая крыска" — самое людное место. Пророк свидетель — всех пускали.
Ему было приятно вспоминать прошлое, изменился голос,
— Не всех! — возмутился Птека. — Тоже мне, широкие души! А землеройки?
— Пускали, не ври.
— А кислые мыши?
— Пускали! — возмутился крыс. — В первый и четвёртый день недели! И вино у нас всегда было хорошим.
— Угу-угу. И не разбавляли никогда, — подтвердил Птека.
Крыс зашипел. Оскалился.
— Это вы залезли ко мне на мельницу? — громко спросил Марк, чтобы прекратить их спор.
— На мельницу? — удивился крыс, забыв про Птеку. — Зачем?
— Это я хотел бы знать, зачем.
— Не мы, — замотал головой крыс. — Мы не стали… Думали, тебя и так медведь съест, — добавил он, обсасывая кость. — Без нашего вмешательства. Мельница — проклятое место.
— Не больше, чем Олений Двор, Могильники и прочее, — рассеянно отпарировал Марк.
Его отвлёкла темнота в коридоре, которая, похоже, жила своей жизнью…
Зачарованный трепетным светом лампады крыс даже и не понял, что жизнь его завершилась.
И завершилась неплохо: он был сыт и не одинок.
Росомаха вернулся обратно. И убил предводителя крысок.
Глядя на холодеющее тело, Марк подумал, что в сущности, крыс умер давным-давно. Именно тогда, когда охваченный страхом организовал убийство выдр. Обезумевшая ЗвеРра сама себе выгрызает внутренности, а он, Марк, как блоха скачет по её вздыбившейся шкуре, не в силах найти волшебную иглу, переломи которую — и всё пойдёт как надо…
Птека осторожно поднял лампу, потрогал Марка за плечо.
— Пойдём дальше, да?
— Пойдём, — потряс головой, избавляясь от наваждений, Марк. — Графч, дорогой, надеюсь, ты его есть не собираешься?
— Не-е, — с негодованием отверг эту мысль росомаха. — Старый. Жёсткий. Вонючий. У меня ещё рысь лежит. Мягонькая.
— Тогда нужно отнести его с прохода. Негоже запинаться о тело.
— Надо наружу, — предложил Птека. — А то гнить начнёт, пахнуть будет.
— И кто понесёт? — поинтересовался Марк. — Здесь холодно, температура ровная. Как в Волчьих Могильниках. Я думаю, ничего страшного не случится, если положим его где-нибудь в уголке. А Гиса, кстати, куда дели?
— Лисы его похоронили с почестями. Всё ж таки свой. И начинал хорошо… — объяснил Птека.
— Угу. Хороший мальчик из приличной семьи. Точнее плохой мальчик из приличной семьи. Ты отдохнул? Привал получился длиннее, чем я рассчитывал.
— Отдохнул, как же, — забурчал Птека. —
Росомаха вызвался "припрятать" тело крыса, перекинулся в человека и исчез в темноте.
— А вот интересно, — Марк задумчиво протирал лезвие ножа, который не понадобился. — Способности горожан обрастать по заказу хоть шубой, хоть валенками — это магия или оборотничество?
— Это от холода, — объяснил ему Птека.
— Я понимаю. Но как ты это делаешь?
Птека задумался. Пожал плечами.
— Никак. Само. Хочу — и появляется.
— Вся штука в этом и состоит, — вздохнул Марк. — Поскольку ты понятия не имеешь, как это получается, то и не можешь передать это, научить другого. Точно так же с языками. Умом-то я понимаю, что общаться мы с тобой никак не должны, невозможно это. Ну ладно, телепатия и всё такое. Но письменность? А я легко читаю каракули Гиса, как свои собственные. И Гэндальфа с Кутузовым обсуждаю с тобой. Бред. Или колдовство. Но при этом я вас никогда не пойму.
— Почему? — удивился Птека.
— Потому что никогда не смогу обрасти халатом и тапочками. Или шубой и валенками.
— А вдруг? — не поверил Птека. — Помёрзнешь, помёрзнешь — и начнёшь обрастать потихоньку. Так же удобнее.
Марк посмотрел на меховую кацавейку без рукавов, появившуюся на Птеке, и засмеялся. Смеялся долго, от души, представив, как всё это будет.
Появился росомаха и, глядя то на Марка, то на Птеку, ревниво спросил:
— Чего?
— Птека обновкой хвалится. — Марк, утирая выступившие от смеха слёзы, взял у Птеки лампу и поднял так, чтобы росомахе было лучше видно кацавейку.
Росомаха осмотрел звеРрика, презрительно фыркнул и, в свою очередь, оброс роскошной шубой до пят, тёмной, блестящей, расцвеченной полосами белого меха.
— Ну ты, брат, вообще большой боярин. Горлатной шапки не хватает. Экая тут у нас демонстрация мод. Пойдёмте, други мои, наверх. Я там вами полюбуюсь.
— Шапки не хватает… — повторил росомаха, задумался, — и на голове его возникла огромная, как стог сена шапка.
Она напомнила Марку медвежьи шлемы гвардейцев у Букингемского дворца.
— Так? — требовательно спросил росомаха.
— Практически, — подтвердил, не моргнув глазом, Марк. — Невыносимое великолепие.
Росомаха утешился, зато Птека надулся.
Кацавейка его тоже обернулась шубой до пят. Он молча пошёл по коридору, волоча за собой мешок.
Росомаха, едва не задевающий меховым стогом низкий свод, подобрал полы шубы и обогнал бредущего Птеку, пихнув его, случайно или намеренно.
Марк, застывший как напольный подсвечник, с лампой в руке, высмотрел это представление и в сердцах воззвал к высшим силам: