Зверя зависимость
Шрифт:
Достаю с полки свежую майку — хорошо, что всё под рукой. Снимаю рваньё, в которое превратилась моя любимая футболка, и шиплю от непонятных ощущений. Грудь чувствительная до невозможности, и прикосновение ткани к ней приносит лёгкую боль, а от этой боли внизу живота «бабочки». Прибила бы их… Мухобойкой без жалости!
Ну, дядя! Гад!
Я даже не знаю, как его зовут. Жмурюсь и хнычу — это жесть. Жесть!
— О, ни хрена, какие люди! — голос из прошлого заставляет меня вздрогнуть.
Не-не, это галлюцинация на нервной
Поворачиваюсь и радуюсь, что успела одеться. Потому что у меня не глюки — Соловей… Соловьёв Гарик. Игорь. Одноклассник мой бывший. Стоит и смотрит на меня с ухмылкой.
— Здравствуй, — выдыхаю. — Ты чего здесь?
— На шашлыки приехали, — у него в руках пластиковое ведро с маринованным мясом. — Просили поварихе отнести, а тут ты.
— На стол поставь, — бурчу и хромаю к канистре с водой.
— Ты не рада, Гелик? — Игорь ставит тару с мясом на стол и шагает ко мне. — Иди, обниму, — разводит широко руки, готов принять меня в объятья.
Щаз!
— Не надо! — пищу. — Обойдёмся без нежностей, — наливаю себе водички в стакан и выпиваю залпом.
Ближайшие лет сто я с мужиками дел иметь не собираюсь. Спасибо, хватило соседа. Становится душно, и душа дрожит… Как я так, а? Почему позволила? Ещё и стонала под ним. А он зверь просто! Ужас тихий. Напор такой, что крышу сносит. На губах до сих пор его вкус, и вода не помогает. Наливаю ещё стакан и снова залпом приговариваю. Я не позволяла парням такое… так к себе прикасаться. Тем более губами! Машинально щупаю себя за грудь, а Гарик смотрит.
Капец…
— Ты какая-то помятая и хромаешь, — он оценивает меня взглядом. — Выглядишь не очень.
И чувствую себя, как будто под каток попала. Тут с Соловьём не поспорить.
— Иди к своим, — киваю на дверь, пытаясь его выпроводить. — Мне работать надо.
Игорь ржёт, как конь, и усаживается на стол. Жопой на кухонный стол! Хотя о чём это я? Сама десять минут на нём непотребством с соседом занималась. Сними белое пальто, Геля!
— Рассказывай, как дела? Как живёшь? — живо интересуется моей судьбой одноклассник.
— Обычно живу. Учусь и вот, — окидываю кухню взглядом, — работаю. Гарик, иди, пожалуйста. Мне правда надо готовить, — почти умоляю.
— Ладно, — вальяжно соглашается Соловей. — Увидимся, — подмигивает мне и валит из кухни.
Надеюсь, не увидимся. По крайней мере, я приложу для этого усилия. Соловьёв в школе надо мной издевался — гнобил и унижал. Этот кошмар продолжался, пока его папаша не свалил из Падалок, прихватив с собой всю семью. Говорят, стал депутатом в большом городе. Вон он, кстати, орёт на весь двор пьяный. Приехать не успели, а Михал Борисыч уже закатанный. Сразу понятно, кто тут депутат — близость к народу на максимуме.
Гостей двое. Депутат с сыном-мажором. Слуга народа в неадеквате. Сетует, мол, укачало по дороге, а от самого перегарищем несёт за десять метров.
У гостей по плану шашлычок под коньячок до полуночи, а потом в люлю, чтобы с утра на рыбалку сходить и в лес, на зверей посмотреть. Оружие при них, но сдаётся мне, что стрелять товарищи не умеют.
Жеки так и нет. Я с горем пополам нахожу в сарае мангал, вытаскиваю его на улицу, а сам кошусь на накрытую в беседке поляну. Выпить хочется — сил нет. Вот закончили бы мы с ангелочком, я бы курить хотел, а так…
Хорошо, мать её, что не закончили!
Чуть резьбу не сорвало мне. Башка в тумане, член рулит ситуацией… Зашибись, есть на кого отвлечься — гости. Не они, я бы уже давно в кухне разврат учинял с соседочкой.
А выпить хочется. Ассортимент коньяков у гостей приличный и вкусный.
— Э, слышь!
Я понимаю, что это сейчас мне было сказано, и голос такой… блеющий. Овца овцой. Оборачиваюсь. Стоит мажорчик, лыбой кривой светит, на меня смотрит.
— Слушаю, — отвечаю сдержано, как Жека просил.
— Есть средство от комаров? — он меняет выражение лица на чистое недовольство и бьёт себя ладонью по шее. Кровососа убил, герой.
— Сейчас узнаю, — рычу вежливо и иду в дом.
Но мне на встречу выхрамывает Ангелинка с огромным тазиком маринованного мяса — едва тащит его. Футболку порванную переодела. Гляжу на её белую майку и думаю, что бельишко ангелу сейчас совсем не помешало бы. Полный двор кобелей, а у неё сквозь тонкую ткань все прелести видно. Так и хочется взять её под мышку и унести в дом… Чтобы не расхаживала здесь в таком виде. Мажорчик пялится… Откровенно так, сука!
Забираю у ангелочка таз и несу к беседке, где уже готов мангал с углями. Она за мной ковыляет.
— Иди в кухню, я тут сам справлюсь, — рявкаю на неё.
— Не указывай, — огрызается. — Сама знаю, что делать.
— Я не понял, ты тут кашеваришь или девочкой по вызову подрабатываешь? — я злой, как чёрт. Меня не просто несёт — уносит. — Ты бы ещё голая выперлась, — смотрю на её грудь, которую полупрозрачная майка почти не скрывает.
Соседочка краснеет и яростно уничтожает меня взглядом. Задел за живое, знаю. А не х*р потому что!
— Ты, дядя, всё не так понял, — Ангелинка хватает шампур с таким выражением лица, словно меня им проткнуть собралась, но нанизывает на него кусок мяса. — Я Женьке помогаю.
— Понял, не дурак, — выдираю у неё из рук железяку с сырым шашлыком. — В дом чеши. Быстро.
— Я не закончила, — берёт другой шампур, продолжает методично прокалывать им мясо. — Лапать меня больше не смей.
— Не подхожу тебе? — перевожу взгляд на мажорчика. — А этот подходит?
Ответить ангел не успевает. Депутатский сын шагает к нам с явным намерением качнуть права.