Зверя зависимость
Шрифт:
Мне нравится бесить дядю. Каждое моё слово больно бьёт ему по нервам. Вот я стерва… безмозглая.
Рамиль запускает лапы мне под блузку, мнёт грудь грубо и немного больно.
Дыхание моё становится чаще, я облизываю пересохшие губы и шиплю змеёй, когда он забирается руками под лифчик.
— Не трогай меня… — выдаю со стоном и сама себя пугаюсь.
Это сейчас я сказала?..
С таким же успехом могла выдать «Трогай, не останавливайся! Да-да-да-а-а!».
— Меня пригласишь на свадьбу? — спрашивает сосед и кусает моё плечо.
— Гости
Разворот — и я оказываюсь лицом к соседу. Даже в темноте вижу, как его глаза блестят злым азартом.
— Бесишь меня, зараза, — шепчет мне в губы. — Заткнуть тебя не проблема. Вот этим, — он берёт мою руку и прижимает к своему паху.
Ощущение, что моя пятерня лежит на горячей титановой трубе.
Чёрт!
Я будто на американских горках — адреналин, страх и возбуждение. Не то чтобы я мечтала отсосать у малознакомого здоровяка в тёмной кабине лифта, но грязные фантазии есть у всех… И запах этот его самцовый крышу сносит.
— Попробуй, дядь, — сжимаю пальцы, сминая ткань его дорогущих спортивок в районе паха, а сердце из груди почти выскакивает, — если не боишься без члена остаться.
Ничего он не боится, а вот мне бы стоило… Но инстинкт самосохранения вырубился. Накал ни фига не детский — трусики на мне можно отжимать. Свежи воспоминания о том, что у нас с соседом было на столе в кухне, и от этого только хуже. Я себя не контролирую.
Тяжёлая ладонь Рамиля ложиться мне на макушку, но его помощь не требуется — я сама опускаюсь на колени. Сумасшедшая! Узкая юбка врезается в бёдра, трещит по швам.
— Ты на голову отбитая… — сосед с нажимом проводит подушечкой большого пальца по моим губам.
Не вижу, но понимаю — он освобождает член из спортивок. Я послушно открываю рот…
И это капец, товарищи!
В подъезде слышны голоса. Но наличие людей, которые в любой момент могут нас застукать, только подогревает кровь.
Что-то бабахает железным громом, я вздрагиваю и открываю глаза.
Стою у своей двери с ключом в руке… Ключ целый, не сломан. Растерянно смотрю на него, кручу в пальцах и пытаюсь прийти в себя. Я уснула?
— М-м-м, — мычу сонно, потирая лоб.
Уснула, да. Стоя. Привалилась головой к железной двери и храпела.
Приснится же!
Сон сном, а возбуждение вполне реальное. Переминаясь с ноги на ногу, дрожащей рукой пытаюсь попасть в замочную скважину и мечтаю поскорее оказаться в душе. Снять с себя мокрую от пота одежду и не менее мокрые, но от моих соков, трусики и окатить себя ледяной водой. Может, тогда дурь из меня выйдет.
Не вышла.
Трясусь от холода, кутаясь в Наташкин махровых халат, и ищу в кухонном шкафчике валерьянку. Закинуться успокоительным, чтобы поспать. Без допинга я снова буду ворочаться и просыпаться каждые полчаса.
Нахожу жёлтенькие таблетки валерьяны и бутылёк с настойкой пустырника. Пью убойную дозу и хромаю к себе в комнату, но замираю у зеркала.
Что
Ссадина, которая осталась у меня на щеке от Наташкиных ногтей, исчезла. Как так? Вчера была… Или не было? С этой сессией я в зеркало забываю смотреться. Не до него совсем.
Трогаю ровную кожу — даже шрама не осталось.
Вспоминаю, как Рамиль, пообещав «полечить только», лизнул меня в щёку.
Да не-е-е… Быть не может, чтобы из-за этого ссадина пропала. Чудес не бывает, а галлюцинации на почве жёсткого переутомления очень даже возможны.
Возвращаюсь в кухню, пью ещё валерьянки с пустырником. А теперь спать. Ни одна сволочь не заставит меня подняться с кровати до вечера.
Сижу во дворе на лавке и разглядываю девятиэтажный муравейник. Каира жду. Я не рассчитывал гонять его в Падалки, пока идёт реабилитация, но обстоятельства изменились.
Залипаю глазами на окнах соседочки. Дома она… Когда мимо её хаты шёл, запах розы вдохнул — яркий, как всегда. Вкусный. Не одна дурь, так другая. Вздыхаю, тянусь за сигаретами и вспоминаю, что их у меня нет. Не, в магаз не пойду. Глядишь, вообще курить брошу.
Тёплый вечер. Нестриженая акация, сверчки тренькают в траве, и покалеченная детская площадка, где я сижу на лавке, уже не кажется чем-то диким. Привыкаю к колориту. Если задуматься, нормальное место — люди здесь чище и честнее, чем в столице, где приходится обитать моей стае. Интеграция оборотней в человеческий социум — ни хрена не простая штука, но мы справились. Стая не бедствует и бедствовать не будет… Если я вернусь к ним. Троюродный братишка мой уже зубы точит — готовится стать лидером, и если ещё несколько дней назад я не был уверен, что смогу подняться с колен, то теперь этого чувства нет.
Трип пропал, его вытеснили фантазии об ангелочке. Спасла меня соседочка, хоть и не знает об этом. И узнать не должна… Не по себе, когда думаю о том, что Геля может узнать правду. Мне стыдно…
Когда буду уезжать, надо ей подарок сделать — визу и билет на самолёт в Европу. Пусть мир посмотрит. И хату ей куплю в нормальном городе. В благодарность за спасение дяди альфы.
Зараза языкастая…
Во двор заходит крейсер — авто моего беты с ним, дорогим, за рулём. Я встаю и иду к Каиру. Он уже крутится у машины, проверяет колёса — дороги в Падалках те ещё кротовьи норы.
— Как добрался? — тяну руку.
— Не спрашивайте, — бурчит, отвечая на рукопожатие.
Во двор заезжает ещё одна тачка. Вот! То, что нужно. Молодчик, Каир!
Чудо отечественного автопрома, тонированное в хлам, и кое-где тонировочка уже слазит. Идеальное ведро с болтами!
Водила паркует тачку около помойки и топает к нам — продавец. Его бета нашёл по моей просьбе. Я решил прикупить себе автомобиль. Задолбался на троллейбусе на работу, с работы мотаться. Тесное общение с потными гопниками в час пик меня не возбуждает, а «на такси в булочную наши люди не ездят».