Звезда Аделаида - 1
Шрифт:
Тогда Северус, шумно вздохнув, сказал, что пойдёт в шатёр и поспит, покуда не придёт сытый брат. Квотриус не понял, из-за чего брат старший так безрадостно встретил его желание и решил даже не есть.
– Как же ты будешь любить меня, если не поешь и на найдёшь сил в пище?
– действительно изумился Квотриус.
– Стоикам, звезда моя, Квотриус, - горько усмехнулся старший брат, - не стоит есть на ночь, даже если будет она полна любви.
Сон много более подкрепляет мои силы, нежели хлеб, да и не спали мы с тобой две ночи напролёт, а тяжело даётся мне сие, ибо дни мои насыщенны
Заботами и делами всеразличными наполнены дни мои, а не любовью, конечно, - поспешно добавил Снейп, видя, как округлились глаза брата.
– Не изволь беспокоиться, возлюбленный мой брат, - шутливо поклонился Северус, -не имею я привычки изменять тебе днём с какой-нибудь прекрасной патрицианкой, буде найдётся такая в Сибелиуме, создавая ей хвост.* * *
– Признаться, думал я не о женщине, с которой ты мог бы мне изменить. Зачем вводить столичные нравы развратного Лондиниума в скромный город наш? Для… сего есть термы и лупанарий, коий, наверное, не обошёл ты вниманием - отец говорит, там есть очень, как бы это сказать, а, он называет их… нет, не скажу, ибо стыдлив. В общем, там умелые и даже красивые путаны.
– Разумеется, братик, не бывал я в нём. Там не место стоикам, да и любящим, к тому же, мужчину.
Северус заметил язвительно, действительно оскорблённый предположением брата, таким нелепым, злым и… простым. Действительно, Квотриус думал, что Северус пребывает в городе, развлекаясь и наслаждаясь всеми представленными в Сибелиуме благами ромейской цивилизации.
– Прости, о, молю - прости, брат мой. Не имел и в помыслах я оскорбить тебя, поверь, умоляю - прости.
– Прощён ты, но знай - не настолько развратен я, как ты обо мне подумал, - холодно ответил старший брат.
– Уж если кого люблю я, то не побегу изменять возлюбленному своему с путанами бесстыжими.
Да и не до женщин мне, ибо глубоко противна мне даже мысль о совокуплении с девицей ли, женщиной ли.
– Просто я стал законченным геем с тобой, братишка. По нраву мне неправильная любовь, которой мы предаёмся, и ночь без тебя не ночь для меня, но мука тяжелейшая. Как было это однажды, после дождя того, под которым я старался искупаться, но и тогда пришёл ты, несмотря на запрет мой. А как же я был рад, что ты нарушил его! Зато после ласками своими бесстыжими - и как только… такое мне в голову приходит!
– распалил я тебя так, что и сознания ты лишился,– подумал Северус.
Но его эмоциональная исповедь перед самим собой были проигнорированы явно желавшим поговорить Квотриусом. И слова брата пролились бальзамом на измученное за сегодняшний день сердце Снейпа и смягчили думы его.
– Не думаю я, брат мой возлюбленный Северус, что любовь развратна наша. Сие же не просто дань похоти и вожделению, а единение, причём полное, слияние двух тел в экстазе, сердец, душ, уносящихся в небеса от неземного блаженства, которое мы дарим друг другу, даже разумов соединение.
– Нет, действительно, - оживился задумчивый доселе Квотриус, мечтательно смотревший на брата, - ведь и я теперь больше думаю о времени, нам
Вообще ничему не научен, - горько добавил он, - только читать и писать сам научился, да привёз как-то в дом отец наш толмача египетского, зачем - не ведаю, ведь было мне от силы лет девять-десять, и научил меня толмач тот читать по-египетски символы сложные, да понимать иерархию их богов…
– Так ты можешь читать те папирусы, которые я с любовью держал в руках, рассматривая лишь изображения на них? Они весьма прекрасны, но сложны для понимания, ибо знаю я, что египтяне и в рисунки свои закладывали мудрость символов, а в нашем вре… в общем, у нас египетские письмена, названные иероглифами, научились читать сравнительно недавно - около ста пятидесяти лет тому, да и то лишь потому, что чародей один франкский занялся ими.
Вот магией своей он и проник в суть их значений, доселе неведомых человечеству со времён сих. Со временем погибли или скончались все те, кои знали ключ к пониманию иероглифов, - оживился в свою очередь Северус.
Теперь он глубоко сожалел, что не узнал, зачем в библиотеке папирусы, если их никто, вроде бы, в доме прочесть не может, а у Квотриуса, у родного Квотриуса, в чьих глазах отныне поселился звёздный свет, спросить не догадался, полагая его недалёким и не умевшим читать их.
– Да, и как же ты сам, без помощи взрослых, научился читать? А писать как ты научился самостоятельно?
– Там к трапезе зовут, о брат мой возлюбленный. Так что поспешу я. Так не пойдёшь ли со мной или принести тебе сюда немного мяса и хлеба?
– Нет, Квотриус, не голоден я, а раз ты предпочитаешь хлеб насущный беседе духовной, в
кои-то веки меж нами состоявшейся, но желаешь прервать её на полуслове, что ж, иди. Я тебя не удерживаю.
Северус сказал эти горькие слова глухо, опечалившись и расстроившись, прерванный на полуслове какой-то там едой, не оборачиваясь и заходя в шатёр - маленький, грязный, держащийся на столбе - простой толстой палке и наружных верёвках, натянутых на колышки.
Войдя, Снейп в изнеможении опустился на покрывало и накрылся вонючей шкурой. Проваливаясь в сон, он решил, что ни за что не разденется в такой грязи, и что Квотриус сам, своими силами уймёт своё желание, без его, Сева, в этом участии, ну разве что совсем небольшом, да и то, если Квотриусу удастся разбудить его…
… И вновь пришёл сон:
Хогвартс, родные комнаты, вот я брожу по ним, ёжась от сырости и продирающего до костей холода, удивляясь, как вообще можно жить в подземелье, не видя ни солнечных лучей, ни живого ветра, ни синих туч и дождей, ни такого редкого, но снега.
Хожу, не как хозяин, а как гость…
Вдруг - каменный мешок - тюрьма и воспоминания о нашей любви с Квотриусом - самое светлое, что было, да, уже было и закончилось, в жизни моей, словно высасывает кто-то, а, скорее, что-то, из головы, выматывает душу, изводя её непрошеными слезами, опять холод - Азкабан, Дементоры…