Звезда цесаревны. Борьба у престола
Шрифт:
— Вы можете приходить к нам, — сказала Адель. — Вы знаете, что у нас отдельные апартаменты и отдельный вход. Артур так любит вас. Он скоро совсем будет вашим товарищем. Императрица хочет определить его к вам в лейб-регимент.
— Передайте вашему брату, — ответил Арсений Кириллович, — что я тоже люблю его и что все мы будем рады такому товарищу.
Милое, дружеское внимание девушек было отрадно Арсению Кирилловичу, и, сидя в караульной, слабо освещённой зале, он невольно вспоминал и печально — нежное лицо Юлианы, и оживлённое
«Да, мне надо было беречься чёрных глаз!» — со злобой и тоской думал он, и словно раздражение поднималось в его душе против Бриссака. Он сказал меньше, чем знал!..
XXII
Дежурный по караулам Алёша Макшеев поздно ночью объезжал заставы, Сидя в маленьких санках, с конным вестовым за ним, плотно завернувшись в меховой плащ, он ругал в душе всё и всех. И мороз, и ветер, и фельдмаршала Михаила Михайловича, назначившего его в наряд, и графа Матвеева, у которого за вином и картами он провёл всю ночь, не смыкая глаз, и свою службу.
«Дьяволы, — думал он, не относя ни к кому в особенности этого лестного титула. — Тут и абшида не получишь! Велика честь, что дворянин, — так и служи! Мудрит Верховный Совет; что бы этим господам дать нам волю: хочешь — служи, хочешь — нет. Ей — ей, завтра же взял бы полный абшид — и гайда к отцу! Надоели, черти! Не служба, а прямо регервигские крепостные работы. Хоть бы раз дали, анафемы, выспаться!..»
Он плотнее закутался в плащ и торопил своего возницу. Действительно, было холодно, дул пронзительный ветер. На улицах было темно.
Алёша подъехал к Тверской заставе. В караульном доме горели огни. Казалось тепло и уютно.
«Баста, — подумал Алёша. — Последняя застава. Не может быть, чтобы у порядочного сержанта не нашлось чего выпить! Выпью и тут же завалюсь спать».
У всех застав, по распоряжению фельдмаршала, стояли офицерские караулы.
Макшеев не ошибся. Караульным офицером оказался сержант Преображенского полка Федя Толбузин, как все гвардейские офицеры, приятель Алёши.
Толбузин сидел за столом и грустно в одиночестве осушал стоявшую перед ним пузатую бутылку с гданьской водкой. Он радостно бросился навстречу Алёше.
— Ну, чёрт, давай выпить, закоченел, — вместо приветствия произнёс Алёша.
— Ещё бы, — весело ответил Толбузин. — Тебя как раз и не хватало.
Алёша сбросил на скамейку свой плащ.
— Экая собачья служба, — произнёс ой, выпивая стаканчик.
— Да, радоваться нечему, — ответил Толбузин, вновь наполняя стаканчики. — Что, кончил объезд? — спросил он.
— Кончил, — ответил Алёша. — Ну их к дьяволу!..
— Ну, и ладно, — сказал Толбузин. —
И он полез в свою походную сумку.
— Вижу, брат, ты человек запасливый, как и надлежит настоящему офицеру, — ответил Алёша. — Только дудки. Наигрался. Спать к тебе приехал.
— Эк ты какой! — с разочарованием произнёс Толбузин.
— Всю ночь глаз не сомкнул у Федьки Матвеева, — продолжал Макшеев. — Всё в карты играли. Будь они прокляты!
Он улёгся на койку Толбузина и покрылся своим плащом.
— А ты, брат, можешь примоститься и на скамье, — смеясь, сказал он. — Знай наших, почитай начальство.
— Ах ты, леший, леший, — качая головой, проговорил Толбузин. — Ну, да ладно, спи.
— То-то же, — отозвался из-под плаща Алёша.
Не прошло и нескольких минут, как раздался его храп.
Толбузин вздохнул, вынул из сумки серебряный стаканчик и кости и начал играть сам с собой. Играл он довольно долго и так увлёкся игрой, что не заметил вошедшего унтер-офицера.
— Фёдор Александрович, — произнёс унтер-офицер. — Выйти надо, едут.
— А, — очнулся Толбузин. — Это ты, Ваня.
Ваня тоже был дворянин, приятель Толбузина, и со дня на день ожидал производства в сержанты.
— Кого ещё несёт нелёгкая! — с досадой продолжал Толбузин.
— А дьявол их знает, — ответил Ваня. — Кареты, кибитки да подводы с людьми.
— Поди-ка, Ваня, да возьми у них паспорта, — сказал Толбузин.
Ваня вышел. Через несколько минут он вернулся в сопровождении высокого старика в богатой шубе. Толбузин встал. Старик вежливо поклонился ему и, подавая бумагу, что-то заговорил по-немецки.
«Лопочи, лопочи, — с тоской подумал Толбузин. — Ни слов твоих, ни чёртовых бумаг всё едино не пойму!»
Однако он любезно улыбнулся и знаком попросил старика сесть.
«Надо, однако, разбудить Алёшку, тот разберёт», — решил он.
— Алёша, вставай! — крикнул он, сдёргивая с Макшеева плащ.
Алёша вскочил, протирая глаза.
— Разве уж утро? Вот те и выспался.
Толбузин объяснил ему, в чём дела.
Старик привстал и снова поклонился. Макшеев живот пришёл в себя и, ответив учтивым поклоном, взял в руки бумаги. Это были немецкие паспорта, выданные в Митаве. Он внимательно рассмотрел бумаги и из них увидел, что путешественниками были барон Оттомар — Густав Левенвольде и граф Кройц со слугами.
Макшеев обратился к старику с просьбой сообщить, для какой цели они едут. Старик сказал, что они едут к императрице, в качестве депутатов от лифляндских ландратов, поздравить императрицу с восшествием на престол и ходатайствовать перед ней о сохранении лифляндских привилегий. Вглядевшись попристальнее в лицо молодого офицера, старик сказал:
— Я имел честь уже видеть вас в составе депутации, привёзшей императрице весть об её избрании.
Макшеев сразу вспомнил. Он улыбнулся и, протягивая руку, произнёс: