Звезда Cтриндберга

Валентин Ян

Дон отпустил сцепление – машина дернулась, но не сдвинулась с места. Ах да, ручной тормоз… Он надавил педаль газа на совесть – автомобиль взвизгнул шинами и рванул с места так, что они чуть не врезались в вековой дуб.

Машина выехала на дорогу.

Эва начала стонать – тряска, очевидно, причиняла ей боль. Дон остановился, покопался в сумочке и выудил четыре фиолетовые таблетки. Только когда она их проглотила, он осознал, что дозировка была более чем сомнительной.

Он ободряюще похлопал ее по бедру. Нейлоновый чулок

был совершенно черным, в туфле полно крови. Дон перегнулся через сиденье, обернул ей ногу последним полотенцем и завязал как можно туже. Эва откинула голову на подголовник. Сзади приближался грузовик. Он включил скорость.

Страндвеген, Хамнгатан, Центральный терминал. Там избавиться от машины – и голубая линия метро. На север.

21. Крест

Лена вышла на площадь с замурованным колодцем, и ее ослепило яркое утреннее солнце.

Никаких следов ночных кошмаров на лице уже не было. Она особенно тщательно подгримировала круги под глазами и даже немного нарумянила щеки. Это было рискованно, потому что Фатер до сих пор отказывался признать, что она уже взрослая. Чтобы его не провоцировать, она надела мешковатый тренировочный костюм и кроссовки.

Крест лежал в рюкзачке, холодный, как сосулька. Идти в банк ей не хотелось, но тело требовало свое – шаг стал привычно легким и пружинистым.

Она пробежала по знакомой булыжной мостовой и у постоялого двора Оттенхоф свернула в старинный переулок к ратушной площади Вевельсбурга.

Последние сто метров сбавила темп и пошла шагом, то и дело поглядывая на силуэт замка.

Ребенком она воспринимала этот дом как знак судьбы, подумать только – собственный замок, как у принцессы, такое бывает только в сказках. Забудь про сказки. Собственный замок – горькое напоминание о собственных потерях.

У остекленного входа она остановилась и машинально закинула руку за спину – убедиться, что рюкзак с крестом никуда не исчез. Глубоко вдохнула и вошла в гигантский мраморный зал. Охранники знали ее с детства и тем не менее, холодно поздоровавшись, подвинули ей прибор для дактилоскопической идентификации.

Елена приложила палец, и двери из бронестекла с тихим жужжанием раздвинулись. Она начала подниматься по лестнице. Сложная начинка кроссовок хлюпала на каждом шагу. Она встряхнула головой, чтобы отогнать ненужные мысли.

Наконец лестница кончилась, и она пошла по выстеленному красным ковром коридору направо, к лифту. Лифт поднял ее в приемную дирекции.

Там сидел молодой секретарь с совершенно белыми волосами и сиреневыми веснушками. Ее ждут, равнодушно сообщил он.

Елена обвела взглядом длинный ряд старинных портретов на стенах в позолоченных рамах. Все они были написаны маслом на одинаковом матовом черно-зеленом фоне, хотя художники, насколько ей были известно, разные. Целые поколения строгих, значительных стариков неодобрительно

уставились на нее. Она взялась за ручку. Дверь открылась совершенно беззвучно.

Обшитые дубом стены, натертый до льдистого блеска паркет, у стен – бесчисленные ряды сейфов. В сейфах – покрытые пылью свинцовые контейнеры с ампулами.

Елена остановилась, не доходя до большого письменного стола у панорамного окна.

Хотя Фатер сидел к ней спиной, она знала, что он прислушивается к каждому ее движению.

Взгляд его, как всегда, устремлен на крепость. Над непропорционально огромной северной башней плыло большое грозовое облако. Погода менялась, скорее всего, будет дождь.

Его узкое тело возвышалось над спинкой электрического кресла-каталки. Это выглядело противоестественно, словно бы взрослого человека посадили на детский стульчик.

– Елена…

– Да, Фатер.

Она говорила ему в спину.

– Ты оказала Фонду огромную услугу. Но и сделала несколько грубых ошибок.

– Я сознаю это, Фатер.

Она подчеркивала слоги – знала, что он терпеть не может мягкий итальянский акцент, который до сих пор проскальзывал в ее речи.

– Тебе было оказано большое доверие. Задание было не таким уж сложным, но значение его огромно. А ты умудрилась все запутать.

Она догадывалась, что он ждет извинений и оправданий, но знала и другое: лучше молчать.

– И какой смысл в кресте? Без звезды?

Тихо щелкнул электромотор, и коляска, скрипнув, начала медленно разворачиваться вокруг своей оси.

– Крест без звезды – античный, никому не нужный мусор. Не имеет никакой ценности.

Коляска прокатилась мимо покрытой полированной кожей столешницы и остановилась в каком-нибудь метре от нее. Фатер нажал кнопку на правом подлокотнике – еле слышно загудел гидравлический подъемник, и тело его приняло почти вертикальное положение.

Елена никогда не могла привыкнуть к этому удлиненному, лишенному волос черепу. Плоские скулы, болезненно маленький рот с чересчур тесно посаженными зубами. Чтобы не смотреть на свое мутное отражение в невидящем глазу, она смотрела ему прямо в другой глаз – черный, горящий.

Ей всегда казалось, что болезнь превратила Фатера в паука, настолько истончились его руки и ноги. И особенно сейчас… он, не садясь, в полустоячем положении, подкатил совсем близко и уставился на рюкзак у нее за спиной.

– Всего лишь мусор, – повторил он. – Чепуха. Он запустил свои длинные тонкие пальцы в рюкзак.

– Es wiegt ganz leicht, ja? – Фатер внимательно рассматривал крест. – Я тебе ведь рассказывал, что он почти невесом, не правда ли?

Паучьи пальцы скользили по кресту – Фатер, бормоча, читал выгравированные надписи:

– Призываю тебя, божественный судья, провозвестник…

– Даритель несметных богатств, – вставила она на память.