Звезда Cтриндберга
Шрифт:
Лица на старой фотографии были не особенно резкими, но одно, в центре, он узнал сразу – это был Агусто Литтон. Так он должен был выглядеть в лучшие свои годы. Его окружали шесть мужчин в черных костюмах и одна женщина в белой блузке. Она сидела на стуле, скромно повернув колени в одну сторону.
Под фотографией была надпись:
«Литтон Энтерпрайзис» – Дирекция – Буэнос-Айрес, 1936
Тысяча девятьсот тридцать шестой год. Дон мысленно подсчитал – по виду Литтону на снимке как минимум сорок лет. Значит, сейчас
Он пересчитал еще раз. Нет, где-то он ошибся.
Он перевернул страницу. На обратной стороне были указаны фамилии:
К. Фляйшнер – Ф. Хабер – Я. Янсен – М. Трухильо – Н. Вайс – Й. Майер – Э. Янсен
Фляйшнер, Хабер… Я. Янсен?
Дон быстро перевернул страницу, поймав на себе жесткий взгляд Литтона. Литтон? Янсен? Он что, сменил фамилию?
Там был еще кто-то с фамилией Янсен… Дон посмотрел на обороте.
Нижний ряд, третья слева. Именно так, Э. Янсен.
Молодая женщина, светлые волосы… хорошо бы посмотреть в лупу… Здесь же была лупа… вот она. Третья слева, стыдливо сведенные колени, лицо, холодные глаза… и невероятно похожа… Э. Янсен – Эва Янсен!
Эва…
Дон почувствовал на шее теплое дыхание. Адвокат подошла так тихо, что он и не слышал.
– Я вышла замуж за Странда через два года после этого снимка. Он был шведом. Умер в 1961 году.
Дон не повернулся к ней. Он представил себе комнату для допросов в Фалуне. Ему еще тогда показалось, что адвокат из адвокатского бюро «Афцелиус» кого-то ему напоминает. Только теперь он понял кого. Снимки в вечерних газетах, где сфотографирован вынесенный из шахты труп. Эти длинные волосы, похожие на ореол святого…
Эва Странд была как две капли воды похожа на человека, которого, если верить письму, найденному в могиле Мальро, звали Улаф.
Улаф Янсен?
49. Янсен
Снегопад за окном перешел в кромешную вьюгу. Свет прожекторов с трудом пробивался через бешеную круговерть снежных хлопьев, постепенно залепивших окна капитанской каюты. Все это создавало странное ощущение, что обитатели каюты уже не подчиняются законам времени и пространства, а существуют сами по себе, в другом измерении, где вчерашние, сегодняшние, а может быть, и завтрашние события разыгрываются одновременно. Дон посмотрел в окно и ничего не увидел, кроме расплывчатых светлых пятен показавшихся ему очень далекими прожекторов и отражения собственного сутулого силуэта. За спиной маячила совсем уж неясная, похожая на привидение фигура Эвы Странд.
Стараясь не смотреть Эве в глаза, он вернулся к столику, где все еще стояла горелка, и опустился в кресло.
Старик уже накинул на плечи свою шубу и собрался уходить. Краем глаза Дон заметил, что Эва задержала его и между ними состоялся тихий, но бурный испанский диалог. Дон вслушался, ничего не понял и прекратил свои попытки.
Он откинулся на спинку дивана и вновь вызвал в памяти фотографии из вечерних
Безжизненное лицо Улафа Янсена на носилках, на заднем плане – отверстие заброшенной шахты. Как он мог не заметить этого сходства! Те же линии висков, скул, подбородка… Но тот покончил счеты с жизнью в 1918 году и принадлежал другой эпохе.
Дон открыл глаза. Перешептывание у двери прекратилось, там теперь никого не было. Зато за спиной у него что-то зазвенело, потом послышалось знакомое бульканье.
Шаги.
– Я думаю, тебе не повредит, Дон.
Он принял из рук Эвы Странд большую рюмку водки.
– Выпей, – посоветовала она.
Он отхлебнул немного и снова откинул голову на подушку, наблюдая из-за полуприкрытых ресниц за адвокатом. Теперь он видел в ее лице только те черты, которые роднили ее с покойником из шахты.
– Значит, Улаф Янсен… он был кто? Твой дедушка?
Эва посмотрела на него долгим взглядом. Потом сказала без всякого выражения:
– Нет, Дон. Улаф Янсен – мой единственный брат.
– Что?! Как это…
Старая черно-белая фотография. Женщина среднего возраста с плотно сжатыми коленями. Надпись светилась в памяти, как загадочные слова на вратах Вавилона.
«Литтон Энтерпрайзис» – Дирекция – Буэнос-Айрес, 1936
– Последний раз я видела Улафа, когда мне было одиннадцать лет, – сказал Эва.
– Ты его видела! – в отчаянии воскликнул Дон. – Но он же покончил жизнь самоубийством сто лет назад!
Эва кивнула. В углах рта у нее появились горькие складки. Дон почувствовал, как к горлу подступает дурнота. Он закрыл глаза.
Пришел Литтон и уселся в кресло. Посидел две минуты и знаком попросил Эву подойти.
– Su amigo puede tener quince minutos.Твоему другу на сон дается пятнадцать минут, не больше. Потом придется его разбудить. Операция начинается. Мы и так опаздываем, ты это знаешь лучше меня.
– Операция… – простонал Дон, не открывая глаз.
– Догадываюсь, что вы немало удивлены, сеньор Тительман?
Старик достал из серебряного портсигара еще одну сигариллу и постучал кончиком по столу.
– Я обещал моей дочери дать вам пятнадцать минут передышки в качестве благодарности за ваши услуги. Но лучше браться за дело немедленно.
– Вашей дочери? – Дон окончательно растерялся. – Эве? Услуги?..
Агусто Литтон раскурил сигариллу и еле заметно кивнул. Дон посмотрел на него, потом на Эву, и ему показалось, что он идет на дно.
– Ну что, сеньор Тительман? – спросил Литтон, выпустив колечко дыма.
Наступило молчание. Эва села рядом с ним, взяла под руку и ласково помогла принять сидячее положение. Литтон начал нетерпеливо барабанить пальцами по ручке кресла.
– Эва, что за смысл…
Ее взгляд заставил старика умолкнуть. Она заставила Дона отпить еще немного водки.
– Так вы… – Дон тщеславно решил, что он сможет закончить вопрос, но ничего из этого не вышло.
Он еще немного подумал, ища формулировку.