Звезда Гаада

Свительская Елена Юрьевна

И совесть меня запоздало пнула. Стало стыдно. Ведь если главный злыдень мира готов сидеть, не разгибаясь, ради страдающего слуги и даже ради меня, то, кажется, не такой уж он и злыдень. По крайней мере, кажется, ему противно, когда люди страдают. Или мы с рыжим просто очень ценные, вот он с нами и возится? И… выходит также, что глава местных служителей Тьмы сам способен как-то лечить людей?! Это что ж за зло такое? Вот что я про них читала, так они обычно только разрушать могут. А тут — сидит и лечит. Одним наложением рук. Это ж магия выходит лечебная или он сам… целитель?..

— Сходи, поешь, — сказал вдруг этот загадочный мужчина.

А кушать, кстати, хотелось. Но…

Робко спросила:

— А

ты?

— Я боюсь его отпускать, — отозвался хранитель чуть погодя, когда я уже перестала надеяться услышать ответ, — Карст в тяжёлом состоянии, ему сложно будет выйти из него без поддержки.

Всё-таки заботится. Даже при том, что у них с белокрылыми вроде война, а Карст — новый белокрылый. Вот, сидит. С того времени, как я проснулась — он по-прежнему не сменил позы. И, наверное, опять потом мучиться будет от боли в затёкшем теле, но его это как будто не заботит. Странный он.

Вздохнув, отправилась на кухню. Там много возилась, растапливая потухшую печь. Долго, долго тёрла сухими ветками друг об друга, чтоб выбить искру. Если на уроках ОБЖ это казалось вроде бы понятным, то на практике занимало до жути времени. Да и не знала, сколько веток и поленьев туда положить. Печь местная на наши не была похожа, на русские. Небольшая — сверху не належишься — и по виду больше как плита, правда, прямоугольная и просторная. Снизу из камней сложено отделение для дров, дверкой закрывается металлической с узорами. Сверху металлическая плита.

Потом ещё воды разогрела, в ковшике металлическом. Это вроде было просто. Нашла остатки старого супа — Карст большой горшок наварил или, хм, натушил. И подогрела в посудине поменьше — вроде сковороды, только почему-то с двумя ручками длинными, расположенными параллельно друг другу. Из баночки глиняной зачерпнула мяты — прежде видела, как повар доставал оттуда, с той полки продуктового шкафа.

Где-то на последней трети супа в моей тарелке, я запоздало вспомнила, что Гаад там до сих пор сидит и, похоже, с места вообще не сдвинулся. И, наверняка, сам голодный. Хотя о том и не заикнулся. Поэтому спешно дожевала, ополоснула чистую миску, супа туда налила с верхом. Отрезала ломоть позавчерашнего хлеба. Подсыхающий, но вроде сойдёт, пряный, с тмином. Подносик нашла. Водрузила всё туда. Чашку с водой. А, нет, с мятным отваром. Ложку. Вилку. Но ножик добавлять почему-то побоялась.

Уже переступила порог комнаты чернокрылого на втором этаже, как тот, не оборачиваясь, произнёс:

— Бульона принеси.

Вначале обиделась — и пошла вообще вниз, подальше от него. Но уже на лестнице вспомнила, что он там сидит и одну руку держит на животе пострадавшего, правую. А я, блин, ему и поднос, и миску с ложкой, и чашку. Как он есть из неё будет? Особенно, для спасения Карста важно, чтобы не прерывалось телесного контакта целителя с рыжим.

Вздохнув, спустилась вниз. На кухне вооружилась новой чистой миской, толстой и просторной, но чтоб можно было удержать в руке. И, придерживая гущу ложкой, бульон отдельно вылила, много. И долила из горшка с супом. И уже так к Гааду подошла. Тот принял, не глядя, миску левой рукой, правой продолжая касаться живота рыжего, быстро выпил, не распробовав — и мне пустую посуду обратно протянул.

— Воды?

— Не надо.

Спасибо так и не сказал. Вредина.

Вернулась и поела. Хлеб доела, только кусок этому злыдню оставила. Краюшки последней. Вдруг захочет. Посуду помыла. Прогулялась в кусты. Потом вернулась на кухню. Руки ополоснула над ведром для грязной воды. Задумчиво посудой погремела. И кулинарных каких-то порывов не ощутив, вернулась за вязкой. Гаад будто меня не видел и не слышал, сидя в той же позе.

Так прошло три дня. Карст как был без сознания, так и

остался. Гаад сидел рядом, почти не двигаясь и руки от его тела не отрывая. С голодухи я уже сама что-то готовила, используя мясо из окороков вяленых из погреба, да запасы корнеплодов, которые имелись у повара в корзинах. Чуть приправ добавляла. Которые знала. Тмин, чёрный перец, кориандр. Соль. Вообще, трав всяких в пучках на втором этаже подвешенных, да в шкафу кухонном в баночках и горшочках хранящихся, у Карста было великое множество. И я, вроде женщина, вроде немного знала, наблюдая в основном за мамой и бабушкой, но тут мне самой стало стыдно. Карст столько всего знал! А если то виденье было правдой, то он жил-то у Гаада всего немного, от трёх лет до шести. А я, увы…

Пол шали уже связала, перешла на новый цвет, более тонких ниток, уже не былых. А тускло жёлтых, приятного такого оттенка цвета цветочного мёда. И спала по ночам в другой комнате. Иногда к Гааду заходила, но тот будто был и здесь, и уже не здесь, на мои вопросы вообще никак не реагировал. Но дышал. Раз миску с бульоном молча из моей руки принял, ко мне не поворачиваясь, но несколько раз даже не заметил, ни моего появлении, ни еды запаха. Хотя вроде тмин и кориандр вкусный аромат добавляют и вкус. И смотрел куда-то в пустоту или сквозь стены. Ночью сколько-то спала. И вроде ладно шаль выходила, но всё-таки грустно было из-за Карста. И даже мною придуманный красивый цветочный узор не радовал, нежный и ажурный. Всё-таки, неприятно, когда из-за тебя кто-то пострадал!

Раз, не выдержав, выбралась со своего кресла у окна, шаль и крючок прямо-таки бросила на сиденье. Петля сползла незакреплённая — и веер из столбиков с одним накидом почти весь распустился. Да что мне до этого! Там человеку тяжело, а я тут буду о красоте своих шмоток думать?! Или, всё-таки, не человека?.. Но всё равно тяжело.

Бродить вокруг дома — в лес углубляться было страшно — мне вскоре надоело. И мрачно пошла на кухню. Корнеплоды почти все уже закончились. Разве что от окорока откромсать побольше. А тут ещё неподалёку грядки с зеленью. И ещё заросли подорожников и одуванчиков, из которых на моих глазах Карст что-то щипал на салат. Я вообще в его салате ощутила подорожник, ботву свёклы и, слегка, морковки. И, судя по виду, даже одуванчика листву предприимчивый парень использовал. Но у него эти листья не горчили вообще. А я как отщипнула и попробовала, так с омерзением сплюнула. Тьфу, горечь! И как только он умудрялся?! И ещё, блин, он парень, а я…

Гаад пришёл на кухню скоро. Я уж суп почти целиком мясной поставила. И салат уныло нарезала. Он пришёл… Значит, Карст…

— Карсту приготовить? — подняла на хранителя радостные глаза.

— Бессмысленно, — ответил тот бесцветным тоном.

— Что, совсем?..

Я дёрнулась, поскользнулась на листе, выпавшем из корзины, нож выронила…

И упала бы, приложившись об стол физиономией, если б меня не подхватило… чёрное крыло! Так и застыла, растерянно. А оно было такое большое, мягкие такие перья. Растерянно встала, погладила по чёрным перьям рукой.

— Будешь мои крылья щупать, я сам у тебя чего-нибудь пощупаю! — мрачно отозвался чернокрылый парень.

— Ч-что? — испуганно посмотрела на него, крыло выпустила.

Крылья чёрные и огромные тут же исчезли. И он как будто бы стал обычным. Взглянул на меня сердито, на груди взгляд задержал.

— Что-нибудь точно облапаю.

И, намёк поняв, смущённо отвернулась. Потом, запоздало осознав, что что-то такое в нём было, неправильное, резко повернулась обратно. Гаад в этот миг на стол нож окровавленный положил, что успел подхватить. Видимо, прямо рукой. Рана очень медленно затянулась. Хранитель руку быстро осмотрел, смыл кровь в ведро для грязной воды.