Звезда козодоя
Шрифт:
Все телеграфные столбы по левую сторону дорожного полотна, ровно гудевшие до того момента, вдруг дружно двинулись на север. На каждом висело штук по шесть фарфоровых чашечек-эполетов, макушки венчали цинковые шапочки с лихо закрученными остроконечными крючьями-пиками из толстой стальной проволоки. Столбы ковыляли на одной ноге. Они прошествовали мимо Кёити, поглядывая на него искоса, будто бы даже с пренебрежением. Гудение их становилось все громче и громче, пока не слилось в изумительный по красоте военный марш, какие звучали разве что в старые времена.
Доттэтэ,
Армии телеграфных столбов
Нет равных в мире скоростей.
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо.
Армия телеграфных столбов
Не знает себе равных в дисциплине.
Один из столбов прошествовал мимо, так задрав свои плечи, что аж захрустели поперечины.
Глянь! — а по другой стороне железнодорожного полотна марширует шеренга других телеграфных столбов, на каждом — шесть поперечин и двадцать два фарфоровых эполета.
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо,
Саперы с двумя поперечинами,
Драгуны с шестью поперечинами,
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо,
В каждой шеренге пятнадцать тысяч солдат
Крепко связаны вместе стальной проволокой.
Два столба почему-то сцепились перекладинами и ковыляли рядышком, прихрамывая, словно поддерживая друг друга. Потом, совсем обессилев, повесили головы, тяжко вздохнули перекошенными ртами и стали заваливаться на землю.
А сзади уже напирали здоровые, энергичные столбы.
— Эй, пошевеливайтесь! Что это там у вас провода обвисли? — кричали они.
Два увечных столба ответили с разнесчастным видом:
— Выбились мы из сил. Ступни подгнили, трудно нам держать шаг. Даже деготь на сапогах уже не спасает.
Но столбы, напиравшие сзади, еще сильней возмутились:
— Живее, живее! Если хоть один боец сегодня даст слабину, все пятнадцать тысяч будут в ответе! Пошевеливайтесь!
Делать нечего, два калеки поплелись дальше, а следом уже наседали все новые бойцы.
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо,
Цинковые шапки, украшенные пиками,
Ноги как колонны.
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо,
Эполеты на плечах,
Эх, нелегка наша служба!
Силуэты двух несчастных столбов уже маячили в сине-зеленом сумраке дальнего леса, но тут из призрачных облаков выглянул и озарил окрестности месяц. Все столбы необычайно воодушевились. Проходя мимо Кёити, они задиристо приподнимали плечи и посмеивались, косясь на него краешком глаза.
Тут Кёити совсем рот открыл от изумления: за столбами с шестью поперечинами шагала армия столбов с тремя перекладинами, эполеты у них были красного цвета. И пели они совсем по-другому, высокими голосами,
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо!
Пусть от холода лопнет кожа,
Не опустим своих перекладин!
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо!
Пусть от жары растворится сера,
Не уроним свои эполеты!
Столбы все шагали, шагали и шагали. Кёити даже устал смотреть на них и задумался о чем-то своем.
А столбы все прибывали и прибывали, будто вода в реке. Они маршировали, посматривая на Кёити, а у Кёити уже голова разболелась, поэтому он молча уставился в землю.
И вдруг откуда-то издалека в военный марш вклинился новый звук — далекий скрипучий голос, который кричал: «Ать-два! Ать-два!». Кёити удивился, поднял голову и увидел старичка. Тот был крохотный, с желтоватым лицом и ношеном-переношенном пальто мышиного цвета. Следя за шествием столбов, он командовал: «Ать-два! Ать-два!».
Столбы, проходя мимо старичка, держали осанку и тянули носок. А этот странный старичок между тем уже приближался к Кёити. Некоторое время он искоса смотрел на мальчишку, а затем повернулся к столбам и скомандовал:
— Шагом марш! В колонну становись!
Строй столбов сбил шаг, а потом снова продолжал маршировать, распевая во все горло.
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо,
Сабли справа, сабли слева.
Таких тонких клинков
Больше нет во всем мире.
Старичок остановился перед Кёити и чуть поклонился.
— Ты что, все видел с самого начала?
— Ну да.
— Вот как… Ну, ничего не поделаешь. Придется подружиться, давай пожмем друг другу руки.
Старичок выпростал из рукава заношенного пальто большую желтую ладонь. Кёити ничего не оставалось, как тоже протянуть свою. Старичок сказал: «Эх-ма!» и вцепился в руку Кёити.
Тут из грозных, как у тигра, глаз старичка посыпались страшные синие искры, а Кёити так затрясло, что он едва не упал.
— Ха-ха, хорошо проняло, да? Это я еще в полсилы! Вот сжал бы пальцы посильнее — и сгорел бы ты, обуглился, как головешка!
А столбы все шагали.
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо,
Если смазать сапоги дегтем,
Можно прошагать триста шестьдесят сяку. [24]
Кёити стало так страшно, что аж зубы застучали. Старичок, как ни в чем ни бывало, наблюдал за месяцем и облаками, но, увидев, что Кёити весь побледнел и дрожит, видимо, пожалел его и спокойным голосом пояснил.
24
Сяку — мера длины, равная 30,3 см.