Звезда курятника
Шрифт:
— Не заплывайте за буйки! — крикнул нам вслед веселящийся Сима.
За купальником пришлось заехать домой.
— Мама! — выбежал навстречу мне обрадованный малыш.
Следом поспешала няня с ложкой, вымазанной кашей.
— Ты уже обедаешь? — Я отдала няне пакет с купленной по пути курочкой-гриль и подхватила на руки задорно визжащего ребенка. — Колюша — хороший мальчик, умница!
— Верни умницу за стол, хороший мальчик еще сырок не съел, — попросила няня.
Я отнесла малыша на кухню и посадила на табурет.
— Колюша будет творожный сырок? —
— Но, — решительно отказался малыш.
— В шоколаде! — поспешила добавить няня.
Мася внимательно посмотрел на тарелку и повторил:
— Но!
— А жареную курочку? — спросила я.
— В шукала? — серьезно спросил ребенок.
— Курочка в шоколаде? Ну, ты гурман! — засмеялась я. — Или это украинские корни сказываются?
— Почему — украинские? — заинтересовалась няня.
— Потому что Колян — киевлянин. А одна маленькая украинская кондитерская фабрика, я читала об этом в Интернете, наладила производство оригинального лакомства «Сало в шоколаде», — объяснила я. — Говорят, очень вкусно. Вся продукция идет на экспорт, тоскующие по родине экс-украинцы расхватывают глазированное сало в момент.
Няня положила на тарелку перед Масей добрый кусок нежной куриной грудки, и ребенок тут же забыл о моем присутствии.
— Иди, пока он занят едой, — шепотом сказала мне няня.
Я быстренько отыскала в ящике с бельем купальник, прихватила полотенце и удалилась.
Открыть купальный сезон удалось без особых страданий. Сержу пришла в голову прекрасная мысль: снять мои приготовления к купанию на берегу Кубани, а само погружение в речные воды и последующий заплыв — в старой заводи, куда сливает горячую воду городская ТЭЦ. После монтажа картинки должны были сочетаться вполне органично, так что поставленную перед нами задачу мы с оператором выполнили, и при этом пневмония мне не грозила. Тем не менее в телекомпанию я вернулась с твердым намерением заявить протест против использования журналистов в качестве подопытных животных. Сегодня я купание в Кубани открываю, а завтра на мне лекарства испытывать начнут!
В коридоре было тихо, в редакторской пусто. Бросив сумку на стол, я пошла на поиски Симы, которому собиралась высказать все, что думаю о людях, которые вынуждают своих коллег рисковать личным здоровьем ради сомнительного финансового блага компании.
Сима, а с ним еще пара журналистов и целая группа техников нашлись в аппаратной видеомонтажа. Народ сгрудился напротив телеэкранов за спиной сидящего на стуле оператора Вадика. Вадик был надут и красен, как первомайский воздушный шар.
— Ленка, спаси меня! Сними с креста! — заламывая руки, умоляюще вскричал он при моем появлении.
На экране сменяли друг друга бесконечные незаконченные «проездки». Камера начинала снимать людей, двигающихся по пешеходному переходу, потом обнаруживала в толпе симпатичную девицу и принималась «вести» ее персонально — до тех пор, пока в кадр случайно не попадало новое смазливое личико, пышный бюст или круглая попка. С этого момента оператор неотступно следил за новым объектом. В результате камеру хаотично и безостановочно
— Распинаете несчастного? — спросила я нашего режиссера Славу, кивнув на Вадика.
— Вадька опять съемку облажал, — объяснил тот. — Мы ему публичную экзекуцию устраиваем. Дабы впредь неповадно было!
И он скомандовал:
— Ату его!
— Куда камеру повел, басурман? — тут же закричали в толпе. — И затрясся, затрясся, как юродивый!
— Зело нетверда десница твоя, отрок! — сурово рек другой оператор, Женя, придавливая плечо Вадика тяжелой рукой. — Руки оторвать подлецу за поганую съемку!
— Сие есть произвол и беззаконие! Я невинная жертва еси! — заявил Вадька, весьма натуралистично изображая приступ эпилепсии.
— Цыц, злыдень! — прикрикнул на припадочного Сима. — Смотри на экран! Кто, ну, кто так снимает?
— У вас тут что, по совместительству — практикум старославянского языка? — поинтересовалась я у скорбно молчащей журналистки Наташи.
— Ну Вадька, ну ирод! — проигнорировав мой вопрос, со слезами в голосе воскликнула она. — Что ты снял, чудище поганое? Как я из этой срамотищи сюжет монтировать буду?
Наташа всхлипнула и залилась горючими слезами, как царевна Несмеяна.
— У-у, смерд! — зарычали в толпе. — Ты пошто боярыню обидел?!
— Так не корысти ради, а токмо волей пославшего мя редактора! — зайцем заверещал Вадька. — Это Симпсон велел мне побольше пригожих девиц наснимать!
— Ах, вот оно как? И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился? — с чувством процитировал Слава, разворачиваясь к притихшему редактору. — Сима, так это ты сбил невинное дитя с пути праведного?
— Он, он, лукавый! — с жаром прокричал Вадик.
— Изыди, сатана! — не оборачиваясь, повелел режиссер.
Вадька спрыгнул со стула и вышмыгнул из аппаратной, а вослед ему понеслось азартное улюлюканье и пара бумажных самолетиков из листочков настенного календаря с душеспасительными текстами. Пожав плечами, я вышла из аппаратной, где мои коллеги безотлагательно принялись терзать новую жертву — Симу.
— Это ты? — опасливо спросил Вадик, выглядывая из-за шкафа с кассетами в редакторской.
— Расслабься, наша свора теперь ощипывает и потрошит Серафима, — успокоила его я.
— Пасочку будешь?
Обрадовавшийся Вадька полез в холодильник и вытащил оттуда большой расписной поднос с разновеликими куличами и разноцветными яйцами.
— Ага, вот откуда церковно-славянская тематика, — догадалась я. — Кто-то щедро поделился с нашим коллективом пасхальным угощением?
— Точно, — кивнул Вадик, запихивая в рот целое яичко, только без скорлупы. — Приходил батюшка Андрей на программу «Свет Рождества», принес нам съедобные дары.