Звезда любви

Леонова Юлия Сергеевна

Юленька, спрятавшись за кулисами, неотрывно смотрела на сцену. Все было для нее внове, а уж наблюдать за игрой актеров с другой стороны, из-за кулис, было ни с чем не сравнимым удовольствием. В зале то и дело слышались взрывы смеха.

Из любопытства девушка бросила взгляд в зрительный зал. Боже! Сколько же людей пришло на представление! Неужели она сможет вот так просто выйти и играть свою роль?! Не иначе, она рассудка лишилась, когда решила поступить в актрисы. Взгляд ее скользил от одного лица к другому, и, выхватив из пестрой толпы одно знакомое, Юля похолодела: Серж! Он здесь! Стало быть, он все же привез Полин в столицу, как обещал. Но коль Сергей здесь, значит, и сестра должна быть с ним. Отшатнувшись от занавеса, Юля прислонилась спиной к стене. Несколько раз глубоко

вздохнув, она вновь робко посмотрела на роскошную ложу. Так и есть, ей не показалось, и тотчас сердце вновь ухнуло вниз, как в пропасть: Шеховской и рядом с ним Полина. Казалось, что князь и ее сестра ничего и никого не замечают вокруг и всецело поглощены друг другом. Поль, Полин, — вспомнила она свою шутку, — неужели слова ее пророческими оказались? Попытка вздохнуть полной грудью отозвалась острой болью в сердце, будто стальной обруч сдавил его. Боже, боже, за что мне мука такая? Как же можно так? Ведь возненавидеть готова единокровную сестру свою, — обмерла Юля, но, прижав ладонь к губам, все смотрела и смотрела на эту дивно красивую пару, не в силах отвесть взгляд и прекратить эту пытку.

Закончилось действие и опустили занавес. Словно очнувшись от морока, девушка метнулась в сторону гримерных, но тут же с разбегу налетела на mademoiselle Ла Фонтейн. Элен пошатнулась, но на ногах устояла, и, смерив виновницу уничижительным взглядом, прошла к сцене. Сразу же с появлением этой провинциальной выскочки Элен интуитивно ощутила, что ее сценическая звезда примы Александринки начала закатываться. Она очень хорошо запомнила слова Гедеонова, сказанные ей после знакомства с mademoiselle Быстрицкой.

Не смирившись с тем, что ее столь бесцеремонным образом лишили заглавной роли, Лена сразу же после той злополучной репетиции направилась прямо в кабинет Александра Михайловича. Гедеонов ее визиту был не рад, прекрасно понимая, какую цель она преследует, явившись вслед за ним в его святая святых, о чем и не преминул ей сообщить.

— Елена Леопольдовна, чего тебе, голубушка? — недовольно поинтересовался он, увидев ее на пороге.

— Ваше превосходительство, — начала Лена, — мне совершенно не понятно, чего Вы добиваетесь, отдавая главную роль начинающей актерке?

— Полно, голубушка! Все ты хорошо понимаешь, — нахмурился Александр Михайлович. — Не подведи ты меня в столь значимый момент, роль была бы твоя?

— Ваше превосходительство, — голос Лены дрогнул, и слезы показались в прекрасных голубых глазах, — неужто столь трудно понять меня? Как же я смогла бы петь, если у меня по сей день рана душевная кровоточит?

Гедеонов женских слез не переносил, но с этим mademoiselle Ла Фонтейн за годы успешной карьеры столкнуться не довелось, а потому такой его реакции она никак не ожидала.

— Так у тебя, говоришь, рана душевная кровоточит! А мне теперь что, дать швейцарам приказ князя Шеховского с графом Радзинским в театр не допускать, чтобы они ненароком твою рану не разбередили? Или перед спектаклем объявлять публике, что mademoiselle Ла Фонтейн петь не может по причине душевной боли от расставания с князем Шеховским? Ты актриса императорского театра, и меня, как и зрителей, твои душевные раны мало волнуют! Что сделано, то сделано: решения я своего не переменю, пусть наперед это тебе наукой будет. Ступай, голубушка, ступай! Довольно мне здесь сырость разводить! А о ролях твоих после поговорим — недосуг мне сейчас.

Потеря главной роли в новой постановке стала первой в череде неприятностей mademoiselle Ла Фонтейн. Не прошло и месяца после разрыва с Полем, как к ней явился управляющий и попросил освободить занимаемые апартаменты, так как срок аренды истек, а за продление вовремя уплачено не было. Привыкшая во всем полагаться на Шеховского, Элен растерялась, и тут на ее счастье подвернулся Аристарх Павлович, который предложил ей свои услуги и помог снять относительно недорогое жилье. Ее новая квартира была пристойной, но не более того. Столь ощутимая перемена образа жизни не могла не сказаться на настроении привыкшей ни в чем себе не отказывать mademoiselle Ла Фонтейн.

После расставания с князем ей поступали предложения определенного рода, но она даже

мысли не допускала о том, чтобы согласиться. Ее все еще терзали воспоминания о том, как это было с Полем. Разве можно забыть о том, как приходила в себя в его объятьях после пережитого наслаждения, когда дрожь экстаза еще сотрясала все тело, как касалась кончиками пальцев его лица, склоненного над ней, заглядывая в его глаза и замечая в них отголоски ее собственной страсти? Только с ним она теряла самое себя, растворяясь в нем без остатка. "Мой золотой князь", — звала она его в шутку, запуская руку в золотистые кудри и пропуская их между пальцами. Она все еще просыпалась и засыпала с мыслями о нем. Как же сможет она быть с другим, если даже сама мысль об этом была ей противна?

В довершение ко всем ее бедам, вчера ей отказала в кредите модистка. Ей — приме Александринки! — да еще посмела напомнить о до сих пор не оплаченных заказах. Элен была в ярости, а явившись домой в самом наихудшем настроении, она застала под дверями своей квартирки Аристарха. Поплавский никогда не вызывал у нее ничего, кроме жалости, ей претил его преданный щенячий взгляд, полный невысказанной тоски и обожания. Увидеть его в столь несчастливый для нее момент было последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, поэтому в ответ на его признание в испытываемых к ней чувствах и предложение помочь устроить ее дела в обмен на ее благосклонность, Элен расхохоталась над очевидной нелепостью этого предложения. Она даже не заметила, как побледнел Аристарх, услышав ее смех. Вытирая слезы, вызванные буйным приступом веселья, Лена снисходительно похлопала его перчатками по плечу и обещала подумать. Как же жалок он, — вздохнула она, закрывая дверь перед его носом. Но стоило ей остаться наедине с собой, и веселье сменилось меланхолией. Столь резкие перемены настроения от буйного веселья до внезапных слез в последнее время были для нее не редкостью. Это Аристарх-то жалок? — криво усмехнулась она глядя на свое отражение в зеркале. — Нет, это я жалкая и никому не нужная. О, Господи, до чего же я докатилась, если такие, как Поплавский, предлагают мне свое покровительство?! И дело было даже не в благосостоянии помощника Гедеонова, который, будучи правой рукой Александра Михайловича, имел доступ практически ко всем финансовым делам дирекции императорских театров, а в отношении самой Лены к нему. Аристарх Павлович, хоть и жил весьма скромно, без претензий на роскошь, однако же слыл человеком отнюдь не бедным и, конечно, мог бы оказывать ей материальную поддержку. Но согласиться стать содержанкой Поплавского? Это значило бы уронить прежде всего себя в глазах даже театральной труппы, не говоря уже о столичном обществе.

Быть любовницей князя Шеховского — это не было для нее зазорным. Многие ее товарки по актерскому ремеслу испытывали жгучую зависть к ней. Еще бы, Поль молод, хорош собой, и к тому же никогда не скупился, оплачивая любые ее капризы. А кто такой Поплавский? Если где-то когда-то появлялась возможность извлечь какую-никакую выгоду, он не брезговал ничем. Внешне приятный и обходительный, он, тем не менее, мало кому был по нраву, скорее наоборот. Не было в нем достоинства, что ли. Его постоянное стремление угодить высшим чинам, манера лебезить и заискивать перед любым, кто имел хоть какой-то вес в обществе, вызывала у нее лишь жалость и презрение.

Задумавшись об этом, Элен едва не прозевала свой выход, но в последнюю минуту с улыбкой шагнула на сцену. Глаза ее привычно скользнули по лицам зрителей и лишь на миг задержались на хорошо ей известной ложе в первом ярусе. Лена с деланным равнодушием отвернулась, собрала всю оставшуюся волю в кулак, и вот уже перед зрителями предстала не mademoiselle Ла Фонтейн, а простая русская девушка — сирота Мария Васильевна Белова. И все же, играя роль, Элен понимала, что переигрывает: она настолько упивалась собственным страданием, глядя на очаровательную блондинку рядом с Шеховским, что вкладывала в своего персонажа куда больше страсти, чем то нужно было для исполнения, но ничего не могла с собой поделать. И слезы ее были отнюдь не на показ, она плакала по-настоящему, от того, что ее душа болела и страдала каждый миг, проведенный на сцене перед ним.