Звезда любви
Шрифт:
– Считайте, что я не хочу уходить, – вдруг выпалила она.
– Тогда вы пожалеете, потому что у меня нет сил заставить вас сделать это.
– Джейс...
Приглушенный стон, вырвавшийся из его груди, раздался почти одновременно со звуком приближающихся шагов. Он повернулся к двери. Не решаясь взглянуть на Онор, он посмотрел на входящую в сараи Док Мэгги.
– Я рада, что Онор за вами присматривает. Вы что-нибудь ели? Знаете, вам нужно питье.
– Именно это я ему и говорила. – Джейс удивился, услышав решительный голос Онор. – Но он не хочет
– Тогда я буду сидеть здесь, пока он не съест весь бульон до капли, который вы ему принесли. – Взгляд Док был суров. – Слышал, что я сказала?
Он слышал.
И он был благодарен ей, что она не дала ему совершить ошибку, в которой раскаивались бы потом и он, и Онор.
– Подождите минутку, Онор.
Онор взглянула на Док Мэгги – врач остановила ее в тот момент, когда она собиралась покинуть сарай для угля. Верная своему слову, Док проследила за каждой ложкой бульона, которая попадала в рот Джейса. Онор избегала его взгляда и старалась унять дрожь, пока кормила его. Она никогда еще так не радовалась тому, что видит дно тарелки, когда оно внезапно показалось, и в тот же миг она быстро встала, надеясь уйти раньше, чем успеет себя разоблачить.
Ей было не по себе. Джейс – бывший заключенный. Он признался, что убил человека, то есть совершил преступление, за которое отсидел в тюрьме пять лет. Она не могла представить себе ужас этих лет и главное – груз от сознания того, что он отнял у человека жизнь.
Джейс просил ее не волноваться, а ей хотелось убежать от него подальше.
Но Док думала по-другому и удерживала Онор рядом с собой все то время, пока занималась раной Джейса.
– Онор?..
Этот возглас отвлек Онор от ее мыслей. Она повернулась к Док Мэгги, когда врач, окликнув ее, взяла за руку и заговорила:
– Уделите мне несколько минут, прежде чем мы пойдем в дом. Сегодня утром я встретила в городе Кэла. Он хочет поговорить с вами. Он уверен, что вы лучше других можете рассказать ему о том, что сейчас творится в доме.
Онор нахмурилась. Она видела, что Док встревожена, об этом свидетельствовали и ее слова:
– Кэл хороший парень. А его отец просто старый мерзавец, который не заслуживает такого сына, но это не мешает Калу беспокоиться о нем.
Беспокоиться.
– Кэл хочет поговорить с вами.
– Мне нечего ему сказать.
– Думаю, он испытает облегчение, даже если просто услышит это от вас.
– У меня здесь слишком много работы, чтобы встречаться с ним. Я не могу уйти.
– Вы могли бы, если бы захотели.
– Значит, я не хочу.
– Онор... Кэл хороший человек. Его отец отрекся от него за то, чего он не совершал. Он желает восстановить справедливость.
Слова Док отозвались болью в душе Онор. Кэл пострадал из-за Бака точно так же, как и она сама.
– Вы можете назначить время и место.
– Сейчас мне нечего ему сказать.
– Это ему и скажите. У меня сердце разрывается от боли, стоит мне лишь представить себе, что испытала бы Эмма, если бы могла видеть, как Бак обращается с Кэлом. Это
«Как он разбил сердце моей матери». Онор помолчала и наконец решилась:
– Хорошо, я с ним встречусь.
– Когда?
– Когда Джейс встанет на ноги. Тогда я встречусь с Кэлом в вашем кабинете в городе.
– Вы такая милая девушка, Онор. – Глаза Док подозрительно заблестели, когда она продолжила: – Что ж, думаю, пора посмотреть, как там Бак. А еще Маделейн, – добавила она, поджав губы. – Иногда клятва Гиппократа причиняет страдания, понимаете?
– Они стояли вон там, Док и кухарка, и шептались как заговорщики, а потом направились к дому.
Селеста стояла у постели Маделейн. Она была в ярости и едва дождалась, когда коляска Док скроется за поворотом дороги, и сразу направилась в комнату негритянки.
– Они что-то затевают, и мне это не нравится. Я ни на минуту не оставляла Бака наедине с врачом, – пылко продолжила она.
– Я предупреждала тебя, Селеста.
На лбу Маделейн выступила испарина – ей пришлось постараться, чтобы пересесть в кресло. Она оделась и привела себя в порядок. Она села для того, чтобы побыстрее завершился визит Док. И все это без всякой помощи с чьей-либо стороны. Она была совсем без сил, но Селеста не обратила внимания на подобные мелочи.
По правде сказать, Маделейн знала, что не может ожидать от Селесты ничего другого. Та всегда была эгоисткой и занималась только собой, даже когда была ребенком. Доверила ей свою жизнь, но Маделейн не обманывалась насчет того, что Селеста будет когда-нибудь заботиться о ком-то, кроме себя самой.
– Я сейчас делаю для тебя все, что могу. Я и раньше говорила тебе, что кухарка получила власть не только на кухне, и тебе давно пора этим заняться, – раздраженно проворчала Маделейн.
Красивое лицо Селесты приобрело надменное выражение.
– Ты хочешь, чтобы я ее уволила? Поскольку ты лежишь как бревно, мне приходится прибегать к ее помощи. Может, ты хотела бы, чтобы я потела и шныряла по кухне, как обычная служанка, чтобы кормить мужа и ковбоев?
– То есть как я?
– Да, как это делала ты! Потому что это твое место, а не мое!
– Для женщины, которая обидела повариху, когда та впервые появилась на ранчо, это необычно. Я сомневаюсь в твоей рассудительности, Селеста. Ты злишься потому, что твой муж почему-то не хочет увольнять эту девушку.
– Нет, мой муж сделает все, что я скажу, в том числе и уволит кухарку, если мне так захочется.
– Ты себя обманываешь! Твой муж теперь доверяет кухарке. Он доволен тем, как работники отзываются о ней.
– Это неправда!
– А теперь она подружилась с врачом, которая тебя презирает. – Селеста не ответила. – Ты должна что-то сделать, чтобы вбить кол между этими двумя, пока не стало слишком поздно, – посоветовала Маделейн.
– Никогда не будет слишком поздно. Да что они могут сделать? Разве что причинить мне некоторые неудобства, а я не намерена их терпеть.