Звезда моей души
Шрифт:
– Я закопал мою лучшую наковальню на грядке, там, где Галалиэль когда-то выращивала клубнику, – извиняющимся тоном промямлил высокий кузнец. – Ты ведь помнишь, где это? Там же я спрятал и мои лучшие инструменты. Не хочу нагружать волов подобной тяжестью, они и так едва ноги таскают от голодухи… Инструменты обильно смазаны сурковым салом и лежат в моем дубовом сундуке. Я перевязал его куском шелка, чтобы дерево не промокло. Это на какое-то время должно уберечь инвентарь от ржавчины.
Король с усилием закрыл непроизвольно раскрывшийся рот, чуть не прикусив себе язык. Уж если
– Дружище, что…
– Если я не вернусь, – Турран отвернулся, посмотрев на тучи, – ты откопаешь мои вещи и проследишь, чтобы о них позаботились? Продай их, Арцисс, или подари кому-нибудь, кто разбирается в деле. Я не хочу, чтобы кто ни попадя бил по моей певучей наковальне. Ты ведь знаешь, я собирал эти инструменты почти двадцать лет.
– Турран… – не веря собственным ушам, пробормотал король. – Куда ты собрался?
Кузнец вновь повернулся к нему, положив руку на луку драгоценного седла. Взгляд его серых глаз стал предельно серьезным, впившись прямо в изумрудно-зеленые глаза короля.
– Надвигается буря, – пояснил он. – Так что я решил – надо ехать на северо-восток, к морю, моей родной стихии…
– Буря? – наигранно удивился король. – Ты имеешь в виду вон ту, что маячит на горизонте? Верно, друг, она выглядит плохо. Да забери меня Тьма, она выглядит просто ужасно! Но какой смысл от нее бежать? Мы и раньше видели страшные бури.
– Видели, но не такую, сьерр, – печально вздохнул кузнец. – Эта буря не из тех, которые можно пересидеть, ибо в нее вплетена древняя магия.
– Это ты о чем говоришь, Турран? – не понял, а вернее, не захотел понять Арцисс.
Прежде чем тот успел ответить, его из фургона окликнула Галалиэль:
– Ты напомнил его величеству про котлы?
– Ах да, я едва не забыл, – чуть улыбнулся Турран, снисходя до малозначительных женских хлопот. – Моя жена до блеска начистила те луженные медью котлы, которые так нравятся твоему важному придворному повару. Если он все-таки захочет их забрать, то запомни – они стоят на кухне на столе. – Произнеся это, Турран прощально кивнул Арциссу и побрел обратно к фургону, сгорбившись и тяжело припадая на правую ногу.
Король сидел в каком-то оцепенении. Его друг Турран всегда славился непреклонной прямолинейностью: он никогда не обременял себя подбором более мягких, щадящих собеседника слов, предпочитая в лоб высказать все то, что накипело у него на душе, а потом хладнокровно пойти дальше. Это стало, пожалуй, главнейшим качеством из всех тех, что нравились в нем королю. Но сегодня кузнец превзошел самого себя, ведь он только что напролом промчался сквозь разговор, уподобившись валуну, летящему сквозь отару овец, распугивая их. И королю внезапно стало страшно, жутко страшно.
Уже дойдя до фургона, кузнец вдруг обернулся и надрывно закричал умоляющим голосом:
– Уходи отсюда, друг! И забирай с собой весь свой двор, ибо там тебе понадобится каждый. Каждый! Потому что проклятые салладэ [5] идут на нас… – Он заботливо посмотрел на своего короля: –
Арцисс обескураженно моргнул. Он уже перестал задавать себе безответные вопросы, но никак не мог прогнать их из головы. Они сбились в его мозгу, как глупое стадо, пытающееся гуртом прорваться наружу через единственные ворота, – топчущее и давящее тех, кто рядом.
5
Салладэ – презрительное, бранное слово, на эльфийском языке обозначающее «мерзкие людишки».
– Бери с собой весь скот, друг мой, – убедительно добавил Турран. – В случае крайней нужды вы его съедите – ты сам или твои приближенные. И еще тебе понадобится молоко для детей. А если нет, то ты встретишь людей, у которых можно что-то выменять на говядину или баранину. Еды будет мало – все портится, а зимние запасы истощаются. Бери все, что есть. Сушеные бобы, овес, мед и фрукты – все.
Король бессильно покачнулся и оперся о шею коня. Он чувствовал себя слабым и разбитым. Наконец он выдавил из себя единственный вопрос:
– Зачем и за что нам все это?
Турран помедлил, затем опять отошел от фургона и задушевно погладил шагреневый сапог своего повелителя, поставленный в золотое стремя.
– Прости меня за то, что наша последняя встреча произошла так внезапно. Я… Ты же помнишь, Арцисс, как у меня обстоят дела с разговорами. Я не понимаю, что это за буря, но мне известно, что она означает. Я никогда не брал в руки меча, но моему отцу довелось сражаться в Лиднейских болотах, а еще – за мрамор из Дурбана, использованный при строительстве Блентайра. Но я все-таки унаследовал от него кое-что нужное, а именно – безошибочное предчувствие приближающейся беды, и потому утверждаю: эта буря означает, что наступает наш конец. Когда она явится, мы должны быть уже там, в безопасном месте, подальше отсюда.
Но вместо ответа король лишь болезненно вскрикнул и схватил кузнеца за плечо:
– Друг, что ты делаешь, ты меня предаешь?
Турран мягко столкнул его руку и отвернулся:
– Мы отправляемся на северо-восток. Грядет буря, и нам нужно ехать к морю…
– Ты собираешься сбежать на север из-за какой-то бури? Но это же сущее безумие!
Турран смотрел на него с жалостью и восхищением, впечатленный воистину королевским упрямством своего друга. А вдали снова загрохотал гром.
«Кузнец прав, – скорбно размышлял Арцисс. – Посевы… небо… еда портится без видимой на то причины». Уже до разговора с Турраном король осознал всю безнадежность и шаткость их нынешнего положения. Глубоко внутри своей израненной, раздираемой противоречивыми предчувствиями души он знал, что эта буря не пронесется над его головой и не исчезнет просто так. С ней придется сражаться. Что ж, он готов к битве! Он не отступит даже в том случае, если ему предстоит в ней погибнуть!
А голос темноты ликующе взвыл, будто подслушав эти невысказанные мысли, и тотчас же рассыпался мелким, злорадным хохотом…