Звезда победы
Шрифт:
А около десяти часов вечера раздался телефонный звонок. Командование вызывало к телефону начальника заставы.
Разговор был короткий. Лейтенант, выслушав, сказал:
— Понимаю, понимаю… Он устроен. Но ему нужна врачебная помощь. У него очень высокая температура.
Лухманцев догадался, что речь шла о Штейнгартене. О нем беспокоятся.
Ночью Лухманцеву не спалось. Он лежал, вспоминая все три года своей службы в Австрийских Альпах после окончания войны.
Тогда, три года назад, все казалось просто. Германия разгромлена. От гитлеровских армий
Цвели сады. Белые и розовые лепестки кружились над дорогами. Эта весна казалась весной человечества, завоевавшего себе право на жизнь.
Потом появились зоны оккупации, и оттуда, с американской стороны, стали просачиваться слухи о странных делах вчерашних союзников: о милосердии к тем, кто вчера держал против них оружие, о травле тех, кто был их союзником в борьбе с фашистами.
«Не отдадут им профессора», — подумал Лухманцев.
Ему захотелось пить. Он встал и вышел в коридор, освещенный лампой, горевшей на столе у дневального. Сонный телефонист сидел, положив голову на стол. За окном все шумел дождь и видны были зеленые листья, плывущие по пузырящейся луже.
— Как профессор? — спросил Лухманцев у дневального.
— Все говорит что-то, — ответил дневальный. — Из-за него и лейтенант не спит. А ты чего ходишь? Утром тебе на пост.
— Не спится.
— Иди, иди… А то на посту клевать носом будешь.
Утром, когда Лухманцев и Лаврентьев собирались на пост, Шакурский вызвал к себе старшего сержанта.
— Ну, Лухманцев, — сказал он, — помогай своему профессору. Плохо ему. Видно, сильно простыл. Из батальона сообщили, что он известен всей Австрии. Поезжай сейчас на переправу и помоги врачу к нам добраться.
— Есть, — ответил Лухманцев и торопливо пошел на улицу, где мотоциклист уже налаживал машину.
Тяжелые дождевые тучи; казалось, опустились еще ниже, деревья стояли, словно с обрубленными вершинами. Кругом была вода. Вся площадка перед домом была покрыта плавающими сбитыми каштановыми листьями. А шум выбившейся из берегов реки доносился и к заставе.
Они поехали, и вода полетела из-под колес машины, а дождь с такой силой бил в лицо, что Лухманцев зажмурил глаза.
У реки они поставили машину под деревом и пошли к берегу, оба промокшие до нитки. На том берегу — солдаты и врач, капитан медицинской службы, уже возились возле лодки. Мутная река, которую ребятишки в обычное время переходили вброд, бурля, шла поверх берегов. Деревья, указывая границы берега, были затоплены наполовину.
Лухманцев и мотоциклист стояли у воды, не зная, чем они тут могут помочь. Немыслимо было и думать перебраться на лодке: ее сразу снесет по течению и опрокинет.
— Держи канат! — закричали с того берега и солдат, размахнувшись, швырнул канат. Он развернулся в воздухе и упал в воду метрах в трех от земли. Его вытянули из воды, и солдат, старательно сложив его в круг, опять запустил в воздух. В этот раз он коснулся земли, но Лухманцев не успел
На той стороне с берега осторожно спустили в реку лодку, связанную коротким тросом на носу с натянутым над водой и задрожавшим, как струна, канатом. Солдат спрыгнул в плясавшую на волнах лодку, и за ним в нее сошел с чемоданчиком в руках капитан.
Солдат, перехватывая руки на канате, вел лодку. Это стоило ему больших усилий, а лодка будто совсем и не двигалась. Она то так высоко взлетала, что видно было ее просмоленное днище, то проваливалась носом в волны, и казалось, что она сейчас, залитая водой, пойдет ко дну. Лухманцев и мотоциклист ждали у кромки воды.
Прошло, наверное, не меньше получаса, пока лодка пристала к берегу и обессилевший солдат вылез из нее и сел прямо на мокрую землю, тяжело дыша.
Капитан выпрыгнул на берег и спросил:
— Как больной?
— Не спадает температура, — ответил Лухманцев.
Капитан сел в коляску, а Лухманцев примостился на сидении сзади мотоциклиста.
Лейтенант Шакурский встретил их под порталом дома заставы и повел к себе врача переодеваться. Пошел переодеться и Лухманцев.
Послышался шум подъехавшей машины. Раздался резкий, повторенный несколько раз, сигнал сирены.
Лухманцев выглянул в окно.
У дома стоял зеленый крытый виллис с мокрым американским поникшим флажком на радиаторе.
— Майор Вульф спрашивает старшего русского офицера, — громко крикнул, открыв дверцу, но не рискуя высунуть голову под дождь, человек в штатском. По-русски он говорил плохо.
— Сейчас доложу, — сказал часовой.
Через несколько минут под портал дома вышел Шакурский. Он был в кителе и фуражке.
— С вами очень желает разговаривать майор Вульф, — сказал переводчик, все так же не высовывая головы из машины.
— Прошу майора войти сюда, — пригласил Шакурский.
Маленький переводчик выскочил из машины, припрыгивая, чтобы не промочить ноги в лужах, перебежал площадку перед домом и снял шляпу. Из виллиса показались длинные ноги в зеленых брюках, и вылез владелец их, складывавшийся, как перочинный нож, высокий майор Вульф. Медленно, словно не замечая дождя, прошел под портал и приложил небрежно два пальца к пилотке.
— Майор Вульф.
— Лейтенант Шакурский, — назвал себя начальник заставы.
Переводчик, держа в руках шляпу, быстро сказал:
— Это есть официаль визит. Американский зон бежал преступник. Осужден судом. Пожалуйста. Фамилия Штейнгартен. Американский застава имеет сведения, информация. Вчера перешел демаркационный линия, задержан вашим патрулем. Вот. Так.
Шакурский молчал. Майор Вульф вытащил из кармана пачку сигарет, разорвал целофанную обертку и протянул Шакурскому. Лейтенант отказался. Переводчик услужливо протянул зажигалку и майор прикурил.