Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…
Шрифт:
Домашнее образование окончательно испортило и без того уже балованного и капризного Станислава. А все потому, что он получил от деда вседозволяющую власть над появившимися в их доме взрослыми людьми, которым, как оказалось, отведена была роль стать не только его наставниками, но еще и объектами для отработки его лидерских задатков.
Зная о своей безнаказанности, Станислав без зазрения совести дерзил и своевольничал с ними, со своими учителями… А они, в страхе потерять хорошо, скажем так… очень хорошо оплачиваемую работу, потакали ему во всем, страшились лишний раз сделать ему какое-либо замечание даже тогда, когда его вздорное поведение совсем уж выходило за все
Да и над дворовым людом не отказывал себе в удовольствии поизмываться маленький деспот Станислав, не имея никакого понятия о сострадании к простым людям. А также не упускал момент спровоцировать потасовку, а то и серьезную драку со своими сверстниками, если кто-то из них не угодил ему в чём-то или не пожелал подчиниться его воле.
Когда же Станек подрос и встал вопрос о дальнейшем его образовании, родители решили забрать его к себе в Варшаву, чтобы он продолжил свое обучение в лицее их города. Однако старый дед Генрих-Гедеминас Ландсбергис, чтобы не расставаться со своим любимым внуком, стал решительно настаивать на том, чтобы тот продолжил учебу в мужской гимназии неподалеку от одного из его имений. Родители Станислава предприняли попытку возразить ему, своему отцу, сославшись на то, что, несмотря на заметные достоинства гимназического образования, существует всё-таки немаловажный негативный аспект, связанный с этим самым гимназическим образованием, а в частности, что в гимназии не возбраняется принимать на учебу детей из других, более низших сословий общества. Пытались донести до него, что дворянство, особенно богатое и родовитое, неохотно отдает в гимназии своих детей, дабы не смешивать их с «грязным людом», в обществе которого их отпрыскам могут быть привиты дурные привычки и наклонности.
Но дед, в руках которого был основной капитал семьи, припугнул свою дочь и зятя тем, что если они будут ему противиться, то все движимое и недвижимое имущество семьи он передаст в пользу католической церкви. Тем более, нет ничего страшного, если мальчик научится общаться с детьми разных сословий. Ведь его готовят не к жизни в цветочной оранжерее, а к жизни в большом и сложном социуме, где на пути его повстречаются люди из разных слоев общества, в том числе, и из «грязного», как они изволили выразиться.
Ну, что ж… родителям Станислава ничего не оставалось делать, как только согласиться со своим вздорным отцом, и их сын Станислав-Аугустас стал посещать мужскую гимназию неподалеку от одного из имений своего деда.
По окончании гимназии Станислав в сопровождении своего деда переехал на постоянное место жительства в Санкт-Петербург, где по-прежнему оставалось проживать много его родственников – и по линии Войцеховских, и по линии Ландсбергисов.
В Санкт-Петербурге Станислава стали усердно готовить для поступления в университет, в который он потом успешно поступил, а по его окончании, будучи к этому времени уже наследником всего движимого и недвижимого имущества своего деда, несколько лет проработал служащим в одном из банков Санкт-Петербурга.
В феврале 1914 года, по приглашению своего дяди Франца Яновича Войцеховского, крупного Могилевского чиновника, Станислав переехал жить в Могилев. Его дядя предложил ему должность управляющего в одном из приватных банков города, на что Станислав с радостью согласился, где и зажил припеваючи, ни в чём себе не отказывая.
Станислав-Аугустас Войцеховский производил неизгладимое впечатление на окружающих. Сложно было отвести взгляд от этого высокого, атлетически сложенного парня со златокудрыми волосами, как правило, зачёсанными назад, и благородными чертами
Помимо всего прочего, аристократичность его образу придавала нежная бледность лица с преобладанием в ней небольшого персикового оттенка, что прекрасно сочеталось с его карими глазами и златокудрыми волосами.
Станислав носил маленькие, тщательно ухоженные усики, кончики которых, когда волосы зачесывал на боковой или прямой пробор, подкручивал вверх. Во время раздумья или принятия какого-то важного решения он поглаживал свои усики пальцем, что помогало ему сосредоточиться на сути вопроса.
На людей Станислав смотрел слегка исподлобья и, как правило, с отчуждением во взгляде. Но нередко в его взгляде можно было уловить притаившееся коварство, иногда… издевательскую насмешку, а порой… откровенную циничность…
Общаться с ним было непросто… Редко кому из людей, вступающих в контакт с господином Войцеховским, удавалось добиться его расположения. Уж очень он был высокомерным, самонадеянным и нетерпимым к чужому суждению. Тем не менее, внимательно слушать людей он умел, но только тех людей, которые смогли убедить его в том, что их мнение заслуживает его внимания и доверять ему можно сполна.
Аккуратный и холеный до педантичности, одетый всегда с иголочки и только по последней моде, он всем своим неприступным видом давал понять, что самое ценное в жизни, и это – самого себя, уже приобрёл.
Любить этот баловень судьбы, привыкший получать от жизни все и сразу, не умел, поэтому в отношениях с женщинами был ветреным…. в любовных своих привязанностях непостоянным. И женщин это удручало… Им сложно было понять, отчего господин Войцеховский, только что такой галантный и чуткий, делался вдруг неприветливым и равнодушным. Немудрено, что от этого самовлюбленного поляка страдало много молоденьких, с навеки разбитыми сердцами, красавиц.
Но…. если все вышеперечисленные черты характера пана Войцеховского взять за правило, а в правиле допустить исключение, то исключением этим можно было бы смело назвать его друга – Михаила Богдана…
Вот уж кому, на самом деле – до глубины души, до самозабвения – был предан Станислав!.. Ему, и только одному ему – дорогому своему Михаське! Новых друзей, помимо Михаила Богдана, Станислав, дожив почти до тридцати лет, приобрести так и не сумел. Да и не очень-то к этому стремился… Холодное его величие, источающее крайнее превосходство над всеми, мешало кому-либо наладить с ним приятельские отношения. Человеку, претендующему на роль его друга, предстояло бы пройти немало испытаний, связанных с его капризным характером. Господину Войцеховскому трудно было в чём-то угодить, непросто было подстроиться под его резко меняющееся настроение. Зато выгодные знакомства Станислав Адамович водить умел. Умел быть полезным тем людям, в которых видел свою в том заинтересованность, умел ответственно относился к делу и данному им слову.
Почему же Михаилу Богдану удалось расположить к себе заносчивого Станислава Войцеховского? Скорее потому, что истоки их дружбы брали свое начало из их далекого детства, когда они вместе посещали гимназию, когда постепенно, с самых первых шагов своего знакомства, учились познавать и завоевывать друг друга.
Поступив на учебу в мужскую гимназию, гимназист Станислав Войцеховский сразу же из числа всех своих однокашников выделил для себя гимназиста Михаила Богдана… Михаську, как тот сам себя назвал при знакомстве со своими товарищами-гимназистами.