Звезда сыска
Шрифт:
Я кивнула и села на указанное мне место.
Ну и скучное это дело — судебные заседания, доложу я вам! Представление состава суда. Представление состава присяжных поверенных. Представление обвинения и защиты. После того как названа та или иная персона, вопросы по поводу отвода данной кандидатуры со стороны обвинения, со стороны защиты или самоотвода.
Публика по-настоящему оживилась, лишь когда господин Еренев стал зачитывать официальное обвинение. Но и то ненадолго. Читал товарищ прокурора ровно, без интонаций. Мне еще прежде успели пояснить, что эмоции возможно будет выказывать
— Говорить должны факты, а не обвинитель! — сказал тогда мне сам Иван Порфирьевич.
Для меня самым любопытным оказалась фигура адвоката. Был тот высок, белокур, отличался небольшой полнотой, которая его совсем не портила. Черты лица мягкие, кожа бледная, к тому же эту бледность оттеняет черная бородка. По мне, внешность господина адвоката портил его рот. Губы были пухлыми и яркими до такой степени, что казались накрашенными. К тому же постоянно поблескивали влагой. Но это по моему мнению, а так я точно знала, что такая внешность на дам производит весьма благоприятное впечатление. И что с того, что в жюри исключительно мужчины и им запрещено обсуждать обстоятельства дела? Среди публики почти все их жены присутствуют, а те уж найдут дома момент сказать своему мужу, какой душка этот адвокат и какое доверие вызывают его слова.
Был господин Власов человеком не местным, и приглашен был для ведения защиты из Красноярска, где уже успел прославиться, неким третьим лицом. По приезде он тщательно изучил дело, из-за чего вышла дополнительная неделя задержки.
Вел себя адвокат так, что создавалась полная иллюзия его уверенности в благополучном исходе дела для его подопечного. Естественно, что никаких отводов с его стороны не последовало, хотя пару раз он выдержал внушительные паузы, изображая некие сомнения, но после как бы отметал их и давал согласие.
— Каков артист! — не без восхищения сказал по его поводу дедушка, который сидел рядом со мной.
Почти то же самое, хоть и иными словами, высказали Дмитрий Сергеевич и Иван Порфирьевич.
— Умеет держаться и впечатление произвести, — прокомментировал товарищ прокурора. — Умен к тому же и дело свое знает прекрасно. Одно он только и упустил: слишком мало внимания уделил вашей персоне, ограничился тем, что смог узнать здесь, никаких запросов не сделал. А так как мы все самое интересное про вас сумели сохранить в тайне, то поводов для удивления ему будет предоставлено немало. Похоже, слишком уверен господин адвокат в самом себе. Чересчур уверен!
Иван Порфирьевич заглянул мне в глаза и широко улыбнулся.
— Ну-с, мы и сами не лыком шиты, вам еще будет на что посмотреть, — сказал он весело и добавил несколько неожиданно для меня: — Как он вам в кандидаты на демонстрацию ваших способностей? Справитесь?
— Справлюсь, — уверенно ответила я, потому что и сама хотела того же, очень уж мне не нравился адвокат. — Двигается слишком вальяжно и уверен в себе, тут вы правы, свыше всякой меры.
— Ну, если дело пойдет хотя бы в том темпе, что и сегодня, то завтра должен будет состояться ваш выход.
Но до появления на сцене главного свидетеля
45
Кто является главным свидетелем обвинения, не разглашалось, но и не особо скрывалось. Спасибо, хоть газеты про то не писали. В театре, так многие догадывались, хотя мы с дедушкой и старались не отвечать на вопросы. Как бы то ни было, помимо прочего народа в этот день в зале присутствовала едва ли не вся труппа. Елена Никольская, до этого дня в суд не заходившая, воспользовалась возможностью затеряться в общей массе. Но сесть постаралась так, чтобы быть как можно менее заметной. Однако господин адвокат ее все же выделил слегка осуждающим взглядом. Я, да и полиция, догадывались, кто был нанимателем защитника, а этот взгляд все окончательно подтвердил.
После соблюдения каждодневных судебных формальностей почти сразу настал и мой черед. До той секунды я нервничала, разве что не тряслась от возбуждения. Но едва меня вызвали к допросу, все мое волнение улеглось. Я заставила себя еще раз вспомнить Михеича, вспомнить нашего кассира, даже нелюбимого мной господина Шишкина. Никто из них не заслуживал смерти! Пусть сегодня про них никто и не вспомнит, но преступник может понести наказание хотя бы за иные свои преступления.
— Свидетель, ответьте на вопросы суда. Ваше имя?
— Бестужева Дарья Владимировна.
— Возраст?
— Пятнадцать лет.
— Вероисповедание?
— Православное.
— Вы были приведены к присяге в ходе предварительного дознания?
— Да.
— Расскажите суду и жюри присяжных о событиях, имевших место быть с вами третьего ноября сего года.
Я взяла тот же тон, что и господин Еренев двумя днями ранее, то есть старалась говорить четко, но без эмоций, в точности излагать факты и ни слова не говорить о своих мыслях, тем более догадках. Лишь дважды намеренно позволила голосу чуть дрогнуть. Первый раз, когда стала рассказывать, как меня швырнули в чулан, второй — рассказывая об обнаруженном на улице трупе. В этих местах явственно было слышно, как по залу прокатывалась волна сочувственных вздохов и шепотков.
Едва я закончила, как судья объявил перерыв и сообщил, что свои вопросы защита сможет задать по его окончании. Судьи удалились в свою комнату, жюри — в отведенное для них помещение. Арестованного тоже увели куда-то. Публика потянулась в фойе.
Иван Порфирьевич ободряюще тронул меня за плечо и предложил передохнуть за пределами зала. Мы с дедушкой вышли и тут же оказались среди господ артистов. Вот кто не считал нужным скрывать эмоции. Меня успели и похвалить, и обругать многократно. Ругали за глупость, с чем я была согласна. Хвалили за то, что держалась умно и с достоинством, в чем заслуги моей было немного.