Звезда творения
Шрифт:
Оригинал полотна хранился там же, в Северо-Каменске. Жаль, что электронная копия не несла в себе отпечатка мастера. А то бы и ехать никуда не пришлось… Антон много раз пытался выяснить, как именно я определяю, кому принадлежит то или иное произведение искусства, но мне и самой трудно это объяснить. Нет никакого голоса, шепчущего в голове, никакого цвета, никакого звука. Есть просто ощущение, невыразимое словами. Чувство соответствия или несоответствия. Пожалуй, ближе всего к нему могла бы быть интуиция, но ведь интуиция порой лжет. А мое шестое чувство не солгало ни разу.
Бывало, что мы с Антоном рисковали, но риска я не любила.
А главное — никакой ответственности. Одно название — эксперт… Через два года после университета. Но ни заключений писать, ни подписей на них обычно мне ставить не приходилось. Мы с партнером занимались тем, что можно назвать подпольной экспертизой. Я оценивала те вещи, о которых по правилам следовало бы сразу сообщать в полицию, а Антон находил нам заказчиков. Иногда он и сам подряжался на какое-нибудь непыльное дело, вроде нынешнего. Я должна была оценить полотно и ситуацию на месте, пообщаться с продавцом — а потом на сцену выходил мой партнер с профессионально сделанной копией. И все. Кому придет в голову проверять на подлинность полотно очень, очень малоизвестного и непрофессионального живописца? Если кому и придет, то весьма нескоро.
Я снова уставилась на репродукцию и потерла лоб. То ли «Хаос» так на меня подействовал, то ли недосып — голова кружилась. Всегда завидовала людям, которые хорошо спят… А уж те, кто умеет заснуть в душном, переполненном вагоне, — вообще счастливцы. Я сплю чутко, поэтому ночь в поезде, да еще в июньскую жару, стала для меня чем-то вроде пытки бессонницей.
Я в раздражении отвернулась к окну. Мимо бежала темная буреломная тайга, временами сменяясь болотами или гранитными растрескавшимися скалами. Рисовал бы Бесчастный тайгу — и проблем бы не было у него ни с заказчиками, ни с выставками. Давно бы половину наследия распродали антикварам…
В конце концов я сдалась, закрыла файл и отключила нетбук. Убрала его в дорожную сумку и достала оттуда прихваченную вчера из дома бутылку минералки. Головокружение понемногу отпускало.
Ненавижу поезда. Больше ненавижу только автобусы с их удушающим запахом выхлопных газов и перегретого кузова. Хорошо, что надо мной, на верхнем боковом месте, никто не ехал. Никто не скакал мимо меня вверх-вниз, не присаживался на край моей постели, не шуршал пакетами с едой. В купе напротив, к счастью, сидели довольно спокойные люди: две торговки с безразмерными сумками и мужчина в мятом костюме, похоже, командированный. Он от самого Екатеринбурга лежал на верхней полке, отвернувшись к стене.
Поезд замедлил ход. Лес расступился, мы проезжали полустанок: вросший в землю белый домик с новой табличкой «Черемухи» на фасаде и несколько огромных, колышущихся под ветром деревьев. Наверное, те самые черемухи, в честь которых это место и назвали… Поезд плавно прошел мимо полустанка, а потом снова прибавил скорость, догоняя упущенное время. Я хорошо помнила список станций — за Черемухами следовали еще два полустанка, Старый Рудник и Вагран, и только потом большая станция Северо-Каменская, пункт моего назначения. Хотя не такая уж она большая. Это только если с Черемухами сравнить…
Когда-то, лет сто назад по моему личному летосчислению, мы с мамой жили в Северо-Каменске. У нас даже остались там родственники — и мне вчера пришла в голову отличная идея пожить пару дней у них. Теперь меня там ждали… Я помнила город довольно плохо. Мы уехали оттуда, когда мне было семь лет. И ни разу не возвращались. Сейчас
Поезд снова замедлил ход. За окном проплывал следующий полустанок, Старый Рудник, почти неотличимый от Черемух. Разве что вместо черемух возле станционного домика качались на ветру сосны, а между ними протекал небольшой, заросший осокой ручей.
Я потянулась за сумкой — достать пачку крекеров, но в этот самый миг вагон тряхнуло на какой-то особенно крутой стрелке. Я охнула, потеряла равновесие и боком вывалилась в проход, прямо под ноги идущему мимо пассажиру.
Мужчина в белой рубашке удивленно посмотрел на меня сверху вниз. В руке он держал керамическую кружку с кипятком — и как только не ошпарил меня от неожиданности… Торговки в купе тоже уставились на меня и замолчали. Я успела обрадоваться тому, что не свалила на себя еще и незнакомца с кипятком, прежде чем краска жгучего стыда начала заливать щеки. Бутылка с водой опрокинулась и каталась по столику, отчего на пол периодически выплескивалась минералка.
— Извините, — выдавила я, пытаясь подняться. Вагон болтало, как парусник в девятибалльный шторм.
Мужчина поставил кружку на столик, наклонился и протянул мне руку. Я ухватилась за нее — теплую, уверенную, — и он помог мне подняться.
— С вами все в порядке? — спросил он. Я кивнула, стараясь не глядеть ему в лицо. Щеки, кажется, готовы были воспламениться. — Помощь вам не нужна?
— Нет-нет, спасибо.
Он потянулся за своей кружкой, и я подняла на него взгляд. Ох… Лучше бы я этого не делала. Из-под ворота его рубашки выскользнула подвеска: не крестик, не образок, а звезда размером с пятирублевую монету. Я уставилась на нее — и ощутила резкий приступ головокружения. Ничего подобного мне ни разу не попадалось. То есть форма-то была знакомая — Звезда Хаоса, такую любят использовать оккультисты разных направлений. Ничего страшного или потустороннего в ней нет — хотя оккультисты, разумеется, утверждают обратное. Но впечатление, которое производила именно эта вещица… Она пугала, она казалась ненормальной, неправильной. Колючей. Ледяной. Я смотрела на подвеску всего несколько секунд. Но этого хватило, чтобы запомнить ее с болезненной четкостью.
Перед моими глазами качнулась восьмилучевая серебряная звезда, грубоватая, ручной чеканки. Она висела на тонком кожаном шнурке. Точнее, металл только выглядел как серебро — шнурок слишком сильно натягивался под тяжестью подвески. Лучи ее представляли собой стрелы, направленные в разные стороны, а в центре звезды мерцал алый рубин-кабошон. Красный, как артериальная кровь. Бр-р… Ненавижу кровь!
Звезда качнулась перед глазами раз, другой, а красный огонек внутри камня следовал за моим взглядом, как чужой зрачок. К головокружению немедленно прибавилась тошнота.
— С вами все в порядке?
Я сморгнула и оторвала взгляд от звезды. Незнакомец терпеливо смотрел на меня — глаза у него были светло-карие, орехового оттенка. Спокойные и внимательные. Мужчина, спохватившись, быстрым движением убрал подвеску обратно под рубашку. Господи Боже мой, для чего он это носит на себе? И что оно такое?
Мир потихоньку переставал кружиться. Нет, определенно, есть вещи, в которые лучше не лезть. Например, лучше не планировать кражу «Моны Лизы» из Лувра. Или не спрашивать у незнакомого человека, что это такое страшное висит у него на шее. Еще ответит…