Звезда волхвов
Шрифт:
Глава 17
Наговорный кистень
Есть на земле еще старушки
С душою светлою, как луч.
Очутившись дома, Егор встал под ледяной душ и впервые с испугом ощутил, что снова хочет
— Ну что тебе сказать, «скубент»? Пока ты там по Москве шарился, мы обшарили соляные копи, видели твои отметки на стенах, но ничего так и не нашли. Может, ты газа наглотался, в старых выработках чего не бывает? Ну да ладно, не кисни, дуй сюда. Твои лесные отшельники явно что-то знают. Еще день, и мы расколем этих «любимцев богов».
— Вызвал столичных костоломов?
— Ни-ни. Сейчас с этим строго, но на детекторе успел проверить всех.
— И что же?
— Будимир явно имеет отношение к пропаже девушки, но молчит, как партизан, а на твоем участке и того хлыще дела творятся.
На следующий день сразу после сабантуя по поводу последнего экзамена Севергин рванул в Сосенцы.
— Да, крестничек, «тихий» тебе участок попался! Что ни ночь, то новое приключение. Ну да ничего, так даже лучше, чтобы служба медом не казалась. Приказ о твоем назначении уже прошел, так что принимай дела!
Полковник Панин, возглавлявший почти боевое подразделение, наружность имел самую мирную. Плотный, кругленький, он был похож на румяный, только что испеченный каравай, и был так же мягок и упруго отходчив.
— Что стряслось-то, Степан Никодимыч? Опять сельмаг грабанули?
— Если бы… Читай! — Панин протянул Егору исписанное мелким почерком заявление.
Оно было написано со слов Прасковьи Тряпкиной, заслуженной колхозной пенсионерки.
«…А вчерась на огородах опеть его встречаю.
— Цить, — говорит, — бабка. Узнала меня? Я — Степан Разин. — И саблю показыват. — Никого не бойся, ноне я твой защитник. Оставляй мне вечор на этом самом месте пестерь пирогов и жбан самогона и можешь спать спокойно…»
— Ну, как тебе это явление исторического призрака? — осторожно поинтересовался Панин. — Бродит по округе, саблей машет, грозится поднять народ…
— …Пересмотреть итоги приватизации или с «гостями» разобраться? — невесело пошутил Севергин. — Что и говорить, настоящему-то Стеньке было бы интересно погулять по нынешней Руси, а не старух по ночам мутить. Ладно, крестный, займусь я этим призраком.
— Заявление от съемочной группы читал?
— Да, ознакомился.
— Что думаешь? Где девка?
— Будем искать. Следаки из Москвы еще не отбыли?
— Здесь
Простившись с крестным, Севергин отправился домой. Чтобы загрузить мысли работой, он по пути завернул в киногруппу и остолбенел. По тропинке навстречу к нему шла Флора. Длинная вышитая льняная рубаха сквозила на солнце, венок из лилий прижимал пышные волосы цвета воронова крыла.
— Это вы! Как хорошо! — Она ласково оглядела его. — Вот, приехала поговорить с режиссером, а тут радостная новость — Лада нашлась!
— Не может быть! — пробормотал Севергин.
Доверчиво улыбаясь, Флора протянула ему свой мобильник с «письмом»:
«Я в порядке выручи сестренка».
— Я звонила в театр, ее труппа на гастролях. Может быть, ее срочно вызвали на замену? С Ладой никогда ничего не знаешь заранее.
— А что значит «выручи»? Заплати неустойку?
— Нет, Версинецкий предложил мне доиграть ее роль. Героиня становится чуть более возрастной. Мы с Ладой очень похожи, только я — ночь, а она — день, вернее розовое утро.
— А вы уверены, что это пишет Лада?
— А кто же еще? Кстати, сегодня ночь на Ивана Купалу, будет съемка языческих игрищ.
— Что за игрища?
Папоротник в чаще ночью расцветет, Огонек дрожащий всех с пути собьет, —пропела Флора своим колдовским голосом, от которого у Севергина сладко заныло внутри.
— А вдруг именно вам повезет найти Перунов цвет! Кто успеет сорвать его, будет богат.
— Да я и так не беден. Что-то рановато вы Купалу празднуете, до седьмого июня еще десять дней.
— Языческие праздники всегда в полнолуние. Так ровно в полночь! — крикнула вдогонку Флора.
Проезжая по селу, Егор остановился на месте обычного сельского схода, у магазина. Рядом на автобусной остановке ожидали транспорта местные жители. На завалинке «колоколили» нарядные старухи в белых праздничных платочках. Севергин вышел из машины, поздоровался и присел рядом, прислушиваясь к разговору. Председательствовала внезапно ставшая знаменитой бабка Пераскея, по паспорту Прасковья Тяпкина:
— Бают, клад у него в Утесе зарыт, вот он и ходит кругом. А как Царев луг разрыли, так и вовсе ему покоя не стало, кажну ночь ходит и вздыхат, а кровища-то с сабли так и капат, и капат…
А этой ночь снова во двор вызыват:
«Схороню, — говорит, — бабка, в твоем погребе наговорный кистень. Огнем будут тебя жечь, лютой пыткой мытарить, никому не открывай место, где спрятано. В этом наговорном кистене — сила могучая и силе той нет конца! За тем кистенем я к тебе опосля нагряну. Ужотко погуляет он по Руси!»