Звезда волхвов
Шрифт:
— Лейтенант Севергин. — Он вынул из кармана уголок удостоверения.
— Флора, — женщина улыбнулась и протянула гибкую руку, словно для поцелуя.
Но Егор, казалось, не заметил ее белеющей в сумраке ладони.
— Прошу вас, проходите…
На первом этаже дворца, под лестницей, ведущей в бельэтаж, вскипал воздушными пузырьками широкий бассейн-аквариум — настоящее «царство Флоры». В густых зарослях водяных гиацинтов лениво играли в салки тучные ярко-желтые жабы. Среди лилий и лотосов скользили плоские, как ладонь, черепахи, выставляли из воды змеиные
— Я люблю хладнокровных, — мимоходом заметила Флора. — Лягушек, змей…
— Почему? — искренне удивился Севергин.
— Простые создания лучше понимают веления Бога, — загадочно ответила Флора.
Они поднялись по лестнице, закрученной наподобие раковины. Егор едва переставлял ноги, окончательно сомлев от женственно зыбкой походки Флоры. На середине лестницы она обернулась и покачала головой с ласковым укором.
Они поднялись в округлый зал под стеклянным куполом, заменяющим крышу. На втором этаже странного особняка помещалось «царство огня». В каменных чашах, стоящих по кругу, играло бездымное пламя. Егор впервые в жизни видел такие костры, да и сама хозяйка волшебного чертога, по-видимому, принадлежала к особой породе земных существ, не ведающих примитивного стыда, и ее безмятежное поведение подтверждало это.
«Если твой правый глаз соблазняет тебя, вырви его…» — припомнил Севергин.
— Напрасные жертвы, — усмехнулась Флора. — Соблазн кроется не в невинных частях тела, а в голове.
Странно, он был уверен, что не произнес вслух этого спасительного наставления.
Флора указала ему на низкое кресло и сама села напротив, поправляя пышную гриву. На резном столике рядом с Егором искрилось красное вино, стояли закуски, и ваза с фруктами — похоже, к его приему готовились.
— Ну что ж, тогда рубите голову, — с шутливым покаяньем сказал он. — А вы, такая смелая, не боитесь оказаться в компании грубого мужлана?
— Нет, внутри вы целомудренны и дики.
— Тогда не понимаю, — буркнул задетый за живое Севергин.
— Я встретила вас, как подобает женщине моего круга встречать прямого потомка Сварога, — пояснила Флора.
«Сумасшедшая!» — мелькнуло в голове Севергина.
— Я не сумасшедшая, — поправила его Флора, и с этой минуты он убедился, что она слышит его мысли. — Сумасшедшие — те, кто пытается обмануть природу и себя. Вы все равно раздели бы меня взглядом. Разве я не права?
Севергин не нашел, что возразить, он вообще немел в присутствии красивых и уверенных в себе женщин.
— Не бойтесь силы своих чувств, — с виноватой улыбкой попросила Флора. — Не бойтесь смотреть на женщин. Слова «женщина» и «знание» вполне родственны. На санскрите «знание» — «Жна», а по-гречески «гнозис», и победить искушение можно только одним способом — уступить ему. Смотрите на меня так, как вам этого хочется.
Севергин жадно оглядел Флору, надеясь успокоиться. Алена, его бедная Алена всегда стыдливо укрывалась от него, и Егора трогала и волновала
— Для древних познание предполагало эротику, с ее напором чувств, с борьбой и наслаждением, — продолжила свою рассеянную лекцию Флора, — уж они-то знали наверняка, что любовь и познание — самый прямой путь к Богу.
— Вы так часто говорите о Боге… Вы верующая?
— Для меня важнее не верить, а знать.
— Опять игра слов?
— Точнее, игра в слова. Но язык — не игра, а скорее философия, и для начала надо знать хотя бы один.
Тонкими, болезненными уколами Флора вызывала его на поединок, и он был вынужден отвечать.
— Крошить слова на части, — довольно странное хобби для такой, как вы… Вам бы больше подошло быть актрисой или танцовщицей с вашей-то фигурой!
— Вы правы, когда-то я танцевала, но как-то слишком быстро повзрослела, приобрела «формы». Мой «индекс длинноногости» упал, и мне пришлось оставить балет. — Голос Флоры дрогнул, словно от давней, мелькнувшей в памяти обиды.
— На мой взгляд, с «индексом» у вас почти полный порядок, — съязвил Егор.
— Спасибо… К сожалению, это «почти» решает многое. Я перестала «думать ногами», зато «включила» голову. Теперь изучаю древние языки, поэзию и философию.
— Нормально… — одобрил Егор и, оглядев круглый зал с высокими арочными окнами, мраморными чашами и хрустальным куполом, добавил: — Да и с жилищными условиями вам крепко подфартило. Вы одна здесь обитаете?
— Вместе с Ладой. В отличие от меня, она оказалась очень способной, но теперь не знаю, как сложится ее карьера.
— Артистическая?
— Нет, балетная. В этом году она закончила балетное училище.
— Она была замужем?
— Ну что вы все «была» да «была»? — Флора перелила вино через край, и алые капли брызнули ей на колени.
— Виноват, но ваша сестра ушла со съемочной площадки, и до сих пор не вернулась.
— Только и всего? Ничего страшного. Она очень импульсивная. Может вспыхнуть, все бросить и удрать в Париж или в Лондон, на неделю или на две. Но через день-другой ей все надоест, и она раскается и вернется, ласковая, как котенок. Так с ней уже бывало. Не волнуйтесь!
— Разве может девушка с таким норовом не волновать и не тревожить?
— Да, вы правы. В ней все же есть что-то роковое. Потому все так и случилось…
— Что случилось?
— Представьте себе это загадочное влечение несоединимых противоположностей: танцовщица и художник-иконописец, точнее реставратор икон. Он увлекся ее огнем и свободой. Теперь я понимаю: за ним стоял мир возвышенных и бесплотных образов, в котором не было места живой Ладе.
— Живой, вы сказали живой?
— Живой, не мертвой же. Никас пытался ухаживать за ней, но потом между ними что-то произошло… Он исчез. Не бойтесь, мой милый Пинкертон, исчез не в милицейском смысле. Он просто ушел…