Звезда Ворона

ле Гион Илья

— Что это значит? — поинтересовался он у Аньи, которая вновь направила свой взгляд на приближающееся пламя.

— Здесь всегда идет дождь. — начала объяснять та, не отрывая своего настороженного взгляда от горизонта. — Этот, как ты его назвал, маяк, на самом деле вечный огонь, который пылает на вершине одной из скал. «Свеча бездны» — это кладбище кораблей, или, как мы их называем — мотыльков, которые летят на губительное пламя.

Как только она это сказала, до Феликса сразу дошла вся задумка капитана.

— Вы хотите найти тут нужные вам части кораблей? — высказал он свою догадку.

— А ты умный, мальчик. — оскалила острые зубы Анья в довольной улыбке. — Ты верно догадался. Может быть мы даже найдем тут целые посудины, которые застряли среди скал, если, конечно, какие-нибудь ободранные чайки из Серого моря не добрались до них раньше.

Феликсу

не хотелось стоять и мокнуть под проливным дождем, который с каждой минутой все усиливался, но любопытство взяло вверх, и он, проклиная самого себя, и богов, за то, что они его не остановили, решил постоять рядом с Аньей. Огонь, горевший впереди, и вправду был неотличим от того, который сияет в чашах маяков. Вскоре он услышал, как за спиной стали греметь хриплые голоса пиратов, спускающих огромные паруса, и корабль стал замедлять свой ход. Медленно, словно подкрадывающийся хищник, «Харибдида» приблизилась к опасным рифам, скобля своими костяными наростами высовывающиеся из воды острые скалы. Но ожидания Феликса, и та жертва, которую он принес в угоду своему любопытству, не оправдали себя. «Свеча бездны» не выделялась чем-то грандиозным и впечатляющим, как тот-же Альта-Петре. Это была обычная голая скала, высовывающаяся из воды, словно застывшая пасть морского левиафана, на вершине которой горел костер. Море вокруг нее было неспокойно, и качающиеся волны то и дело оголяли маленькие каменные резцы, которые огибали всю скалу. Как кусочки еды, застрявшие в пасти великана, среди этих выпирающих камней находились разбитые корабли. Морские скалы держали их мертвой хваткой, не желая отпускать из своих крепких объятий. Но ничего, кроме угрюмого настроения эта картина не вызывала.

Он не стал прощаться с Аньей, жадный взгляд которой уже стал обшаривать каменный капкан в поисках свежей добычи, и молча покинул палубу. В какой-то мере он даже был рад тому, что дождь и ветер скрыли от него большую часть этого печального места. Ему не хотелось смотреть на распухшие тела бедных моряков, которые были обмануты ложным маяком.

К вечеру ветер стих, и волны уже не так сильно бились о борт их корабля. Феликс сидел в своей небольшой каюте, похожей на мрачный кабинет темного колдуна. В кривых канделябрах горели потекшие свечи, а оббитые железом стены были задрапированы тяжелыми занавесками, такими пыльными, что невозможно было определить их цвет. Склонившись над грудой свитков, Феликс пытался развлечь себя чтением старых манускриптов. У Аньи оказалась богатая библиотека, хотя удивительного в этом факте ничего не было, ведь каждому известно, что алхимики любят знания не меньше, чем пираты любят алкоголь и золото.

Феликс так увлекся чтением, что не заметил, как время перевалило за полночь. Осознал он это лишь тогда, когда его организм напомнил ему о своих потребностях. Глупо было надеяться, что он найдет на пиратском корабле ночной горшок, если только он был не из золота или другого драгоценного материала. Поэтому ему пришлось покинуть свое мрачное место, чтобы очутиться в еще более неприятных коридорах. Бродить ночью по хаотичным тоннелям «Харибдиды» было такой же глупой затеей, как подставить подножку цепной ведьме, чтобы узнать увидит это подлое препятствие слепая воительница или нет, но другого выбора у Феликса не было. У него не имелось времени искать специально отведенное под эти дела место, поэтому он просто решил выйти на палубу. Но подлый и изменчивый характер «Харибдиды», казалось, специально хотел поиздеваться над ним, не выпуская его наружу.

— Прокляни тебя боги, дьявольский лабиринт. — выругался Феликс, когда в своем ночном блуждании наткнулся на очередную развилку. Оба прохода вели вниз, и разум подсказывал Феликсу, что если он вернется обратно, то еще сильнее заблудится. Выбрав левый, Феликс побрел по деревянному тоннелю, который временами освящали островки света, исходившего от покачивающихся масляных ламп. Где-то за стенами он слышал глухие удары топоров и треск разламывающихся досок, доносившиеся до него от гибельного рифа. Пираты прилежно трудились, выковыривая те части кораблей, которые могли пригодиться для будущего судна. Феликс даже немного позавидовал им, так как они находились на свежем воздухе, а ему приходилось вдыхать запах гнилой древесины и пыльных ковров. Пробираясь по виляющему коридору, Феликс открывал все двери, которые попадались ему на пути, и наконец ему удалось отыскать вожделенное помещение, которое оказалось в конце одного из кривых тоннелей. Теперь ему предстояла не менее сложная задача — найти дорогу обратно.

Феликс корил себя за то, что

не удосужился хоть как-то отметить свой путь, хотя в глубине сознания и понимал, что это было бы бесполезно. За толстыми стенами все еще доносились звуки топоров, но теперь они стали тише. Феликс начал ощущать, что идет совсем не туда, куда следует. С каждым шагом воздух вокруг него становился тяжелым и мокрым, как будто он спускался в морскую пучину. Через двадцать минут блуждания по коридорам он окончательно убедился в том, что заблудился в этом кошмарном месте. Смазав палец копотью от лампы, он стал помечать свой путь, но это не помогло. Несколько раз он возвращался к тем местам, где, по его мнению, должны были быть метки, но не находил их. Вскоре звуки топоров совсем стихли, и теперь единственным собеседником Феликса стали старые доски, которые скрипели в такт покачивания корабля, хрипло смеясь над его бедственным положением, словно беззубые старухи на рынке. Через некоторое время ему перестали попадаться даже двери, и теперь коридоры казались ему одной сплошной пещерой, из которой нет выхода. Прося всех богов о помощи, Феликс чувствовал, как его клонит ко сну. Сколько он уже ходит? Час? Два? Не в силах больше сопротивляться настырным объятиям сна, Феликс расстелил свой поношенный плащ прямо на грязных досках, и свернувшись калачиком, быстро уснул.

Феликс надеялся, что кто-то из пиратов найдет его, пока он спит. Анья ясно дала понять своим людям, чтобы те никого не трогали, и поэтому Феликс не боялся, что те захотят перерезать ему горло во сне. Он надеялся, что они хотя бы его разбудят, если заметят развалившимся посреди прохода. Но когда он проснулся, то обнаружил, что все еще один и потерян. Даже крики не смогли помочь ему найти дорогу. Сколько бы он не надрывал горло, стены оставались такими же глухими и равнодушными к его просьбам, как и высшие силы, к которым он неустанно взывал. В животе урчало, и когда он уже готов был податься панике, свет в коридоре изменился. Эти изменения были настолько резкими и неожиданными, что Феликсу показалось, будто он шагнул в совершенно другой мир.

Теперь он находился в широком коридоре, наполненном такими же таинственными бликами, какие он видел в каюте Аньи. Но если в комнате капитана было ясно откуда исходил свет, то тут не было даже намека на это. Ламп на стенах не было, и окон тоже. Феликсу стало казаться, что он опустился под толщу воды, которую пробивают солнечные лучи, преображаясь под темными водами в голубое свечение. Синие блики играли на стенах и потолках, создавая загадочную и холодную атмосферу чего-то потустороннего и запредельного. Металла на стенах стало больше, и все чаще ему стали попадаться закрытые двери, испещренные сверкающими рунами. Все это напоминало какой-то старый склеп или забытую тюрьму, в которую сажают тех, кому больше не место среди порядочных людей. Но сколько бы он не старался, ни одна из дверей так и не сдвинулась с места. Замков на них не было — лишь простые засовы, которые тем не менее не поддавались, сколько бы сил не прилагал маленький никс.

— Пресвятая Искупительница, что за проклятое место. — проговорил Феликс, сжав в кулаке Розу Силестии. — Неужели я так много согрешил, чтобы погибнуть в этом лишенном добра месте?

В отчаянии он стукнул кулаком по металлической обшивке двери, и увидел, что на руке остался блестящий след. Одна из светящихся рун стерлась. Оказалось, что все знаки на дверях были нанесены некой яркой краской, которую, впрочем, можно было легко убрать. Пока он бессмысленно пялился на свою ладонь, из дверной щели на него подул холодный морской воздух. В голове сразу же вспыхнула мысль, что там может быть выход на палубу, и Феликс снова попытался отодвинуть засов, но тот никак не хотел поддаваться.

— «Может быть эти руны не дают ему открыться?» — подумал Феликс, изучая знаки на металлической задвижке.

Он провел рукой, и краска сразу исчезла с железной поверхности. Еще раз попробовав дернуть засов, Феликс почувствовал, как тот, с неохотой, но все же поддался. Сердце запилось быстрее, когда он смог отпереть засов, и заржавелые петли протяжно заскрипели. Секунду он мешкал, а затем резким движением снова задвинул засов. Мимолетная радость испарилась, и на ее место пришел давящий страх. А что если за этой дверью таится смертельная опасность? Не просто же так она была закрыта этими волшебными знаками. Феликс чувствовал, что выход где-то рядом, но страх быть растерзанным неизвестным существом — почему-то маленький никс был уверен, что за дверью может находиться именно опасный хищник — пересилил его тягу к свободе. И все же он хотел побыстрее выбраться из этих одинаковых тоннелей.