Звезда Запада
Шрифт:
Дни и ночи напролёт Нидхёгг пытался найти возможность восстановить Равновесие Сил Междумирья. Его разум пытался проникнуть в глубину чёрной завесы над Нидавеллиром, вызнать желания и образ мыслей духов Тьмы — но тщетно. Его встречала лишь сознающая свою растущую мощь мстительная злоба, готовая сокрушать всё на своём пути. Поля Мрака не желали ничего, кроме бесцельного и ненужного разрушения, не было у них присущих что духу, что человеку желаний — эта Сила просто отрицала всё, что не принадлежало её природе. И сейчас, перелившись через край, она пожирала, жгла, убивала. Нидхёгг знал, что ныне это перестало быть даже Тьмой — за прошедшие тысячи лет Нидавеллир переродился в нечто такое, что и изощренный разум Чёрного Дракона не сумел постичь, в некую новую, доселе невиданную Силу. В НИЧТО.
И тогда Нидхёгг понял — это конец.
Ничто
А как можно бороться с Ничем? Кто встанет на его пути? Духи Долины Богов? Альвхейма? Леса Идалир?.. Ты сам?
Нет. Ничто можно только изгнать из мира. А для того, чтобы его изгнать…
Чаша Трудхейм, бросая на стены замкового зала искристые блики, оставалась вместилищем вложенной в неё Силы. Силы, пробудить которую Чёрный Дракон не мог…
— Господи, до чего красиво! — воскликнул отец Целестин, от восторга позабыв глодавшее его душу в последние дни беспокойство. Отряд, миновав ущелье между Зубами Дракона, вышел по старой дороге к долине Глер с рассветом двадцать третьего июня. Открывавшийся перед путниками вид и вызвал у монаха чувство трепетного восхищения. Даже Торин, обозревая лежащее внизу междугорье, признал, что в горах Норвегии столь красивые места можно сосчитать по пальцам.
После бурой глади болот и серого ковыля предгорной стены перед путниками предстал многоцветный, наполненный жизнью край. Справа и слева широкий дол окаймляли поросшие густым лесом кряжи, со склонов которых стекали десятки бурных, чистых как слеза, ручейков, собиравшихся в длинное голубое озеро посреди долины. Над его спокойными водами раскидывали свои кроны громадные деревья — в глубине долины поднимался прореженный луговинами буковый лес. Тракт превратился в едва различимую тропу, замысловато петлявшую среди зарослей боярышника и дикого шиповника, выбрасывавшего розово-лиловые бархатные венчики цветов на бархатную зелень ветвей. А впереди, за подёрнутыми синеватой дымкой высокогорными лугами, стеной поднимался главный хребет Небесных Гор, сияя режущей глаза белизной вечных снегов на острых вершинах. Именно там, в конце долины, и брала начало узкая и опасная дорога через Химинбьёрг, путь к землям Западного Междумирья.
— Если всё пойдёт так, как я предполагаю, то через четыре дня мы уже спустимся к реке Глер-элв, по ту сторону гор, — бодро говорил Локи, пытаясь развеять мрачный настрой спутников. — А там уже недолго и до Имирбьёрга. Кстати, и людей наверняка повстречаем…
— А в Имирбьёрге повстречаем Нидхёгга, — пробурчал отец Целестин. — Сказано же было, что Чёрный Дракон будет ждать нашего прихода. Не зря он владычицу ведьм к нам послал… Хоть так, хоть эдак — а всё одно в пасть к нему попадём…
— А не попадём, так всё едино сгинем, — добавил Гунтер. — Помните, что ведьма говорила? Людям в войну богов меж собою лучше не соваться!
— Кто тебе сказал, что мы сунемся? — огрызнулся Локи. — У нас одна цель — Чаша Сил!
Видгнир внимательно посмотрел на Лофта, но промолчал. Накануне у него с отцом Целестином состоялся разговор один на один, и Видгнир поделился с монахом своими мыслями в надежде, что тот поймёт и разделит его тревоги. Уже достаточно долго Видгнира одолевали сомнения: ему казалось, что Лофт что-то не договаривает, что-то скрывает от своих спутников, преследуя некую собственную цель. Какую — неясно… Безусловно, он не простой смертный, а бог, однако в таком походе ни у кого не должно быть секретов от попутчиков и друзей. А то, что Локи начинал злиться при одном только упоминании разрастающейся на юге Тьмы, также добавляло сомнений — Локи точно чувствовал свою вину. Слова же Старухи из Железного Леса о приближающейся схватке всех Сил Междумирья и о том, что возможность остановить её есть у того, кто откроет проход в иные миры для духов Нидавеллира, почти окончательно поколебали уверенность Видгнира в том, что Нидхёгг — враг. Локи, между прочим, всегда уходил от ответа, если Видгнир или кто другой спрашивали его о природе Тьмы, выползшей из Полей Мрака. А в том, что по сравнению с Тьмой Нидавеллира Нидхёгг просто ничто, Видгнир уже не сомневался. Никогда доселе не наваливалось на него ощущение заглушающей всё и вся опасности, угрозы, противостоять которой в силах одни лишь боги… Да и те вряд ли…
Ещё со времён встреч с лесными духами в вадхеймских лесах Видгнир понял, что он может чувствовать то, что Лофт называл Силой, различая таковую на злую и добрую. Попытавшись недавно направить свои мысли к обиталищу Нидхёгга, он сумел непонятным самому себе образом
И надеждой, чьи слабые проблески изредка пробивали завесу страха.
Выслушав всё это, отец Целестин покачал головой, а потом долго молчал. Он сам не понимал происходящего. В этом странном чужом мире многое было не так, как за Вратами. Привычные понятия добра и зла здесь приобретали живые, воплощенные формы, но кто разберёт, есть ли Чёрный Дракон абсолютное зло? Да и разве может быть изначально злой божья тварь, какую бы форму она ни приняла? (Монах, ни на йоту не отступая от своих убеждений, считал, что все сказочные существа, встреченные ими по эту сторону Врат, суть твари Божий.) Ну а считать Нидхёгга прародителем зла и вовсе не было никаких оснований… Тогда почему Локи беспрестанно повторяет, что хуже Чёрного Дракона во всех Трёх Мирах никого не встретишь? Зачем бог из Асгарда постоянно вдалбливает в головы своим спутникам мысли о том, что единственной целью Нидхёгга является зло ради зла и власть ради власти? Непонятно. Хотя, впрочем, считать Дракона заблудшей овечкой тоже резона нет. Стоит вспомнить одних только огненных великанов, которых он натравил на людей ещё в Исландии.
Но похоже, что сейчас Нидхёгг изменился и причина тому — пожирающий юг Междумирья Мрак, внезапно ожившие силы тьмы и, возможно, угроза бытию его самого.
Отец Целестин высказал тогда Видгниру эти мысли, но так они вдвоём ничего и не решили. Видгнир сказал только, что теперь твёрдо убеждён — нужно как можно быстрее идти к Имирбьёргу, а там видно будет.
Дорога, кое-где вздыбленная мощными узловатыми корнями разросшихся деревьев, вышла к берегу озера.
Чистейшая прозрачная вода позволяла рассмотреть каменистое дно, где меж узких и длинных листьев водорослей шныряли небольшие рыбешки. Полуденное солнце палило, в воздухе стоял густой аромат трав. В ветвях деревьев пощелкивали дрозды, доносилось щебетание десятков мелких птиц, солидным басом гудели вокруг цветов шмели с налипшей на мохнатое брюшко пыльцой.
— Остановимся ненадолго? — предложил Видгнир, оглядываясь на задумавшегося о чём-то Лофта.
— Согласен, — кивнул тот. — Да, чудесное местечко долина Глер…
— А тут… э-э… никаких опасных тварей нет? — спросил Гунтер, подозрительно оглядывая гладь озера.
— Здесь никто не живёт, кроме зверей да птиц, — успокоил его Локи. — И я не чувствую поблизости никаких духов. Так что если есть желание — можете искупаться. Денёк-то жаркий.
Лошадей стреноживать не стали, выведя их на заросшую густой травой поляну. Видгнир с Гунтером, отказавшись от предложения Локи, отправились в лес, надеясь настрелять дичи к обеду. Сигню, вызвавшаяся присмотреть за лошадками, собирала росшие в изобилии васильки, напевая что-то под нос, а Торин занялся костром, наломав вместе с монахом сухостоя. Отцу Целестину подумалось, что в этой райской долине не хочется вспоминать ни о каких тревогах и бедах. Он чувствовал себя словно в неприступной крепости, за стены которой не может проникнуть ничто дурное. Считай, половина пути позади, за спиной остались болота и лес ведьм, а сейчас вокруг тебя радующая глаз девственная природа, цветущая, буйная жизнь и люди, которые стали тебе почти родными. Свежий, прохладный воздух действовал на монаха умиротворяюще, словно и не существовало в мире Полей Мрака, Чёрного Дракона и иных порождений чуждого ему мира.
Гюллир развалился на бережку, наблюдая за людьми и тоже пребывая в состоянии блаженного спокойствия. Ему нравилось, что двуногие обращаются с ним, как с равным, а девушка, вместе со своим белым зверьком, так и вовсе сдружилась с молодым драконом. Конечно, Гюллир всё ещё стеснялся и робел, особенно перед тем двуногим, что обладал Силой, но впервые в жизни он почувствовал к себе хорошее отношение и был бесконечно благодарен судьбе за случайную встречу с людьми. Как он понял, они явились в Междумирье откуда-то из другого места, где, как оказалось, драконы не жили. Гюллир с интересом слушал рассказы Сигню о мире, где она родилась, ему нравились её песни о битвах между людьми и о странах Мидгарда, хотя он и не совсем понимал, отчего двуногие так любят убивать друг друга в войнах — драконы Мира Меж Мирами никогда ни с кем не воевали, а уж между собой и подавно…