Звезда
Шрифт:
– А Макса тогда почему? Он же из норм… прости… Вроде его-то семья далеко не бедствует.
– Но и до наших мажориков им как до луны. Середнячки. Такие у наших тоже не котируются. Хотя Макса не поэтому игнорят. На нём все привыкли ездить и ноги об него вытирать. Меньше были, классе в четвёртом-пятом, его ещё и лупили постоянно. Не сильно, конечно.
А так, мимоходом, ради забавы. Какой-нибудь Яковлев пробежит мимо него и пнёт под зад. А Сачков так вообще постоянно его на весь класс высмеивал. Ты заметил, что они у Макса списать и не просят, а просто берут? А когда нам задают сделать дома какой-нибудь проект или презентацию, бедняга Чибисов
– Сам виноват. Отказался бы. И вообще с наглыми надо по-наглому.
– Ну да. Но, видишь, его раньше пацаны лупили, может, поэтому робеет, а может, характер такой…
Мы добрели до панельной пятиэтажки, что в тусклом свете фонарей выглядела грязно-бурой.
– Мой подъезд, – объявила Алёнка, махнув рукой на чёрную железную дверь. – Хочешь, зайдём, чаю попьём?
– А мама что скажет?
– А ничего не скажет. Она сегодня на дежурстве в ночь, уже ушла. Мама у меня медсестра в детской больнице. Так что я сегодня хозяйничаю.
Я не знал, хотелось мне заходить к ней или нет, наверное, даже нет. Но пока мы шли, я промочил ноги, да и вообще продрог. Так что горячий чай мне бы не помешал.
В подъезде воняло кошачьей мочой и подвальными испарениями. И было так темно – хоть глаз выколи. Ни одной лампочки на весь подъезд.
– Темно у вас.
– Да. Просто люди такие пошли… Только вкрутишь лампочку, кто-нибудь сразу вывернет.
В потёмках мы поднялись на два пролёта. На площадке у самой лестницы Алёнка остановилась, видимо, рылась в сумке, искала ключ. Я её сперва не видел, просто медленно поднимался следом и… столкнулся с ней. Просто шагнул – и вдруг уткнулся носом в её затылок. От неожиданности я едва не потерял равновесие и непроизвольно схватился за неё. Можно сказать, обнял. За талию. И замер, всем телом чувствуя её тепло и еле уловимый трепет, вдыхая запах волос – запах дождя, осени и… женщины. Меня бросило в жар. Повинуясь порыву, я прижал её к себе ещё крепче… но почти сразу опомнился и убрал руку. Стало неловко, и я быстренько распрощался.
– Слушай, совсем забыл, я же матери обещал… там… короче, мне надо бежать. В другой раз угостишь чаем. Пока.
И пулей вылетел из подъезда. Железная дверь гулко хлопнула за спиной.
Дождь и пронизывающий ветер мигом остудили весь пыл, но позже, уже дома, я вспомнил, как мы с ней стояли близко-близко, и тотчас ощутил сладостное томление. Чёрт-те что!
Эта вечерняя прогулочка под дождём и аукнулась простудой. Уже в субботу я малость занемог, а в воскресенье и вовсе разболелся. Мать даже растерялась. У нас в семье вообще не болеют, даже когда свирепствует какая-нибудь дикая эпидемия гриппа, нам хоть бы хны, и тут вдруг я так расквасился.
– Что делать? – спрашивала она меня, хлопая глазами. – Я не знаю, что в таких случаях делают. Может, врача вызвать?
– Ничего не надо, – отмахивался я. – Отлежусь и поправлюсь.
– Ну ладно. Но, если станет хуже, зови.
– Угу.
Она меня почти не тревожила, только пару раз заглянула удостовериться, что я лежу, болею, но живой и умирать не собираюсь.
В понедельник о школе она даже и не заикнулась, наоборот, сказала, что сама сообщит классной, что я заболел. Определённо, и в болезни плюсы имелись. Ну, помимо законных прогулов. Во-первых, выспался. Во-вторых, никто меня не тормошил. От всякой работы по дому тоже освободили. На тренировку, опять же, не пошёл. В общем-то, на тренировки мне ходить не в тягость, даже наоборот, я люблю поразмяться,
Я всё думал, напишет мне Дубинина что-нибудь, ну, там, хоть «привет», или не напишет.
Всё-таки она последняя, с кем я виделся накануне. Целый вечер вместе провели, и неплохо провели. Так что она не могла не заметить моего отсутствия. Но она не звонила и не писала. Не то чтобы я расстраивался, но было немного неприятно. Просто Алёнка казалась мне такой… естественной, что ли. Без этих дурацких заморочек, типа: первой парню ни за что не звонить! Не подходить! И вообще делать вид, что его не замечаешь. Это Ингина тактика. В своё время она доводила меня до белого каления своим показным безразличием, причём если сам не уделишь ей должного внимания, то сразу скандал до потолка. Зато, когда охладел к ней, мгновенно забыла про свою тактику. Ладно, ну её.
В общем, я решил, что Дубинина… искренняя, без затей, без уловок – что на уме, то и на языке. Я ей нравился, я это чувствовал. В пятницу, когда мы с ней смеялись, когда потом домой шли, когда обнимал её, чувствовал…
Под вечер меня ни с того ни с сего сморило. Снилась всякая белиберда, будто меня зачем-то запихнули с головой в спальник, застегнули и толкнули с горы. И я качусь по кочкам – не больно, но неприятно. Ещё и задыхаюсь. А оказалось, я лежал под одеялом, а мать меня тормошила. Я дёрнулся и слетел с дивана.
– Ты что так под вечер разоспался? Что ночью-то делать будешь? И вообще к тебе гости.
Я едва успел натянуть треники и майку, как мать завела в комнату Макса и Алёнку. Навестить пришли. Ещё и всякой всячины с собой понатащили: кисель в литровой банке (Алёнка сама сварила из брусники – от простуды, мол, самое оно!), апельсины, яблоки, шоколад.
– Тебе надо побольше пить, чтобы быстрее поправиться, – щебетала Алёнка. – И фрукты ешь, это всегда полезно.
– Как вы вообще узнали, что я заболел?
– Иван Валентиныч сказал.
Я недоумённо уставился на Дубинину:
– Кто это?
Она захохотала, запрокинув голову.
– Это классная наша, Валентина Ивановна. Ну она такая у нас мужеподобная, ты ж видел! Мы её по приколу и называем Иван Валентиныч.
Я улыбнулся Алёнке. Думал, что между нами будет неловкость, после того случая в подъезде, но нет, Алёнка вела себя ещё непринуждённее, чем раньше. Неужели мне просто померещилось, что в тот момент между нами что-то возникло? Хорошо, не возникло – пробежало. Может, она поняла, что я всего лишь нечаянно за неё ухватился, чтобы не упасть? Собственно, так оно, конечно, и было. Но ведь не только… Я ведь сам не свой был. Думал, и она… Или я, идиот, насочинял себе неизвестно что? Глядя, как беззаботно она болтает, я начинал убеждаться, что так оно и есть. Хорошо, хоть ей ничего по этому поводу не сказал, а то бы в лужу сел.
Она снова завела свою песню про мажориков:
– А у тебя крутая хата! Я даже проходить боялась. Ты что, тоже из буржуев? Ну ничего, хоть ты и мажорик, но очень даже классный, правда, Макс?
Макс всё это время помалкивал. Да Алёнка и не давала ему слова вставить. Рассказала, что происходило в школе: как все по сто раз пережёвывали минувший яковлевский день рождения, как понахватали двоек по физике, потому что для Ольги Николаевны именины Яковлева не повод, чтоб не подготовиться к уроку, как она напрягла всех рефератом – якобы шанс исправить двойку, как затем все дружно перепихнули реферат на Макса.