Звездная Кровь. Изгой III

Елисеев Алексей Станиславович

— Спасибо, — отказался я. — Не курю.

— Налить тебе чего-нибудь?

— Если можно, — решил не отказываться я, — стакан воды.

Она пружинисто встала из-за стола и подошла к казённому шкафу, открыв его.

— Может быть, вина, Кир? У меня есть бутылочка очень хорошего…

— Нет, спасибо, — вновь отказался я. — Вино не моя тема. Предпочитаю напитки покрепче.

— Так может…?

— Нет. Спасибо. Воды достаточно.

Через несколько секунд в красивом гранёном металлическом кубке передо мной стояла чистая вода, а Ам’Нир’Юн разместилась на краешке стола с прозрачным

бокалом бордового вина, прожигая меня глубокими, тёмными омутами своих глазищ. Чтобы чем-нибудь заполнить паузу, я сделал небольшой глоток воды. После этого младший офицер заговорила, заставив меня поперхнуться своим вопросом.

— Ты по мальчикам, Кир?

114

Я закашлялся. Ам’Нир’Юн участливо постучала мне между лопаток маленьким, но крепким кулачком. Когда я прокашлялся, она мне посочувствовала.

— Можешь не стесняться, в моей культуре это нормально, но в легионе, если за таким поймают, шпицрутенами могут забить насмерть…

Шпицрутен — это такая палка, а вернее, гибкий прут, штатный металлический шомпол к местным длинноствольным пехотным огнестрельным винтовкам. Кроме прямого назначения — чистки оружия, его здесь активно применяли для телесных наказаний.

Естественно, что меру вины и степень наказания определяли сами командиры или вышестоящие офицеры. Тут вообще за дисциплиной следили ревностно, наказывали легионеров: смертной казнью, шпицрутенами и каторгой. Знай я об этом заранее, трижды бы подумал, прежде чем вступать в легион, но что сделано, то сделано.

Но что касается шпицрутенов, то нас сразу предупредили, что их назначали за: «нерадивость на строевых учениях» или неаккуратность форменной одежды — сто ударов; за пьянство — двести ударов; воровство — пятьсот ударов; самоволку — пятьсот ударов, вторая самоволка — тысяча, третий — две тысячи ударов; дезертирство — пять тысяч ударов. Максимум составлял шесть тысяч ударов, и назначался он за самые тяжкие преступления.

Но самое замечательное в этом наказании было то, что приводил его в исполнение не палач, а сослуживцы. Подразделение выстраивали в две шеренги, и каждый был обязан нанести по одному удару. Такая вот децимация.

Наказание могло растягиваться во времени. Если приговорённый вырубился после тысячи ударов, то его подлечивали и снова проводили экзекуцию. И так снова и снова, пока приговор не будет исполнен.

То, в чём заподозрила меня Ам’Нир’Юн относилось как раз к тяжким преступлениям и грозило соответственно самым тяжким наказанием. Попасть под палки из-за досужих домыслов этой недоинквизиторши мне не хотелось категорически.

— С чего ты взяла это, Ами? — поднял я на неё покрасневшее лицо.

— Ты не ходишь в увольнительные, Кир, — сурово сдвинув брови, ответила она. — И не пользуешься услугами борделя.

Я однажды уже пытался объяснить свою позицию, но другой женщине. Слова застряли у меня в горле. Как я мог объяснить?

Увидев моё молчание, Ами наклонилась вперёд и приблизила лицо, теперь её глаза были на одном уровне с моими, наши взгляды встретились.

— Ты что-то скрываешь, — сурово заявила она как факт. — «Мёртвый Единорог» не оставляет

места для секретов.

Череп однорогого мутанта, «Мёртвый Единорог» — дурацкая эмблема Четырнадцатого легиона, присутствовавшая тут везде наряду с цифрой «14». Они были на форме, шевронах, на флагах и знамёнах, даже на кружках и тарелках она была выдавлена.

— Ами, — начал я, и мой голос показался низким и хриплым в тишине небольшого кабинета. — Ты путаешь осмотрительность с обманом.

Я сделал ещё глоток воды, позволяя её прохладе оседать на сухости в горле. Пристальный взгляд младшего офицера стал напряжённым.

— Мои причины не предаваться удовольствиям, предлагаемым городом, носят личный характер, — продолжил я, тщательно подбирая слова. — Можно сказать, что это вопросы веры и воспитания. Я женат. У нас не принято изменять супругам.

Мысль о жестоком правосудии легиона и о шпицрутенах, готовых обрушиться на меня, не вызвала во мне ничего кроме отвращения. Все эти телесные наказания, так любимые в Аркадоне — какое-то варварство.

— Кир, — Ам’Нир’Юн облегчённо выдохнула, — Но половозрелому мужчине твоего возраста необходимо куда-нибудь сбрасывать напряжение, вызванное воздержанием. Нам же не нужно, чтобы на учениях ты разрядил полный барабан своего револьвера в командира, верно?

— Верно, — кивнул я. — Но об этом можете не волноваться.

Ами покачала головой отрицательно.

— Ты меня не понял, Кир. Я всё равно переживаю. Ты меня беспокоишь. Всё, чего я хочу, чтобы ты пошёл в следующую увольнительную и там хорошенько выпустил пар.

— К проституткам не пойду, — отрезал я. — Это противоречит моему воспитанию.

— Тебе и не обязательно идти в бордель. Ты юнкер, а значит, почти офицер, сходи в Дом Свиданий, — отрезала Ами. — А нам, «Мёртвому Единорогу», и лично мне не нужен сорвавшийся юнкер, пока я выполняю обязанности инквизитора. Это плохо скажется на моей карьере.

Домами Свиданий, тут называли учреждение вроде нашего Дома офицеров, с тем отличием, что любая сознательная добропорядочная горожанка могла выбрать себе офицера и увести в комнату специально для этого предназначенную. В том смысле, что случалось всё по обоюдному согласию, без какой-либо оплаты. Легионеры отдыхали, сознательные горожанки тоже получали того, чего хотели.

Это не осуждалось. Напротив, всячески поощрялось. Насколько я понял, из-за того, что офицерский экзамен могли пройти далеко не все, кто этого желал, а только индивиды с весьма хорошими генетическими данными.

Естественно, что бордель, что кабак, что дом свиданий находились на одном ярусе с базой Четырнадцатого легиона. Никто нас в «ГОРОД» отпускать в увольнительные и не собирался, так как потом юнкеров можно будет собрать не всех или совсем не собрать. Потому на одном ярусе рядом с базой «Мёртвых Единорогов» возникло что-то вроде военного городка.

— Мы поняли друг друга, Кир? — чуть придавила голосом Ам’Нир’Юн.

Поначалу у меня возникло желание послать её подальше с такими предложениями, но это ни к чему не приведёт. Что делать? Нужно было как-то выкручиваться. Я сидел ровно, расправив плечи, только палец постукивал по кокарде на шляпе.