Звёздная самозванка
Шрифт:
– Как Вы отдохнули, Праматерь?
– Мне гораздо лучше, – ответила она. – А сколько времени я провела без сознания?
– О, Вы были во сне весь день, – рассказал посол. – Уже Ариана садится за горизонт.
– Почему вы называете свою звезду Арианой? – поинтересовалась Маэ.
– Вы так наказали нашим далеким предкам.
– Я?! – изумилась девушка.
– Да. Мы, акридинцы, до сих пор не можем перевести это имя или определить, какой смысл заложен был в Вашем велении, Праматерь.
– И не осталось никаких сведений?
– Если полагаться на мифы, то Вы, назвав светило Арианой, обещали, что один из тех, кто родится под
– Бред все это! – вдруг возразила Богиня. – Я никогда не была здесь прежде и, тем более, не выбирала имен для ваших звезд.
– Не тревожьтесь о том, что многого не помните, – начал успокаивать ее Сириус, испугавшийся гнева Создательницы. – Воспоминания возвратятся со временем сами собой. Притом акридинцы чтут оставленные Вами наставления и предсказания, в одном из которых сказано, что Вы, Праматерь, явитесь во второй раз в облике обычного существа и не будете сначала помнить своего великого прошлого, но потом память постепенно возвратится к Вам, нужно только подождать.
– И это тоже мои слова? – удивилась девушка. Посол туманности кивнул.
Повисла гнетущая тишина.
– Вам, Праматерь, наверняка будет любопытно узнать, где Вы сейчас находитесь? – вскоре прервал наступившее молчание дипломат. Маэ вопросительно посмотрела на него. – Это один из старейших и прекраснейших храмов в туманности Олво, выстроенных в Вашу честь. Многие акридинцы пытаются добраться сюда, но порога храма достигают лишь единицы. Не зря он располагается на крутом склоне среди непроходимых зарослей и бурных рек. Путников здесь принимала оракул, вещающая своими устами высшую волю Богини. Обычно ее предсказания были непонятны и растолковывались двояко, поэтому очень немногие акридинцы решались им следовать, а еще меньшее число выигрывало благодаря своему решению.
– А где сейчас оракул?
– Да бродит, наверно, где-нибудь, – отмахнулся посол. – Не вернется – так не велика будет потеря. Она – обманщица! Я это сразу понял, как она мне раз предсказала: «На стенах старого города встретишься с Праматерью». Я после днями и ночами бродил по стенам столицы, а Вас, Праматерь, нашел на одной из самых захудалых планет галактики. Так что оракулам я больше не доверяю. Все их голоса и предостережения – болтовня да сумасбродство.
Снова наступило молчание.
– Я бы хотела осмотреть этот храм снаружи, – вдруг заявила Маэ.
6. Бассейн
– Мы живем в разных звездных системах на расстоянии семи тысяч световых лет друг от друга, но при этом у нас столько общего! Это просто фантастика! – рассуждала Богиня, гуляя у стен храма в компании дипломата. – Меры длины, меры веса, меры скорости и времени… – перечисляла она, загибая поочередно пальцы на руках. – Какой великолепный заход солнца! – вдруг отвлеклась Маэ от своего подсчета и обратила свой взгляд на небо.
Был поздний вечер, и Ариана уже успела скрыться за горизонтом, оставляя на небосводе за место себя малиново-красный свет. По мере того, как последние яркие лучи – след пылавшего весь день светила – бледнели, на небе все четче проявлялся блеск множества спутников планеты-колосса. Этот пейзаж завораживал девушку. Она глядела, не дыша, на творившиеся вверху метаморфозы и не могла себе представить, как раньше жила на Земле со всего одним единственным сателлитом, когда существуют миры, жители которых имеют возможность каждую ночь любоваться
– Скажи, Сириус, – внезапно обратилась к нему Праматерь, – сколько часов у вас в сутках?
Акридинский посол, до этого сохранявший молчание, позволяя Маэ восхищаться красотами родной ему планеты-гиганта, спокойно отвечал:
– Семьдесят два часа, Праматерь.
– Так получается, я двадцать четыре часа провела без чувств?! – поразилась девушка, рассчитывая на куда более скромные цифры.
– Двадцать семь часов с четвертью, Праматерь, – поправил ее Сириус.
– А год сколько?
– Триста шестьдесят пять суток.
– Если считать по часам, на планете, где жила я, это ровнялось бы трем годам, – проговорила в некоторой задумчивости Маэ.
– Не мучайте себя воспоминаниями о том ужасном месте, Праматерь, – посоветовал ей акридинец.
– А ты ведь сначала принял его за рай, – заметила девушка.
– С Богиней рай даже в аду, – изрек посол и, помолчав немного, добавил, – и наоборот.
Наступило молчание. Праматерь взглянула снова на старый храм, выстроенный, по уверениям дипломата, в ее честь. Несмотря на его внушительные размеры и расположение на одиноком склоне, он совершенно не напоминал крепость или тюрьму. Напротив, благодаря гению древних архитекторов туманности Олво, это здание из белого камня походило скорее на воздушное величавое облако или неясное, но прекрасное видение, готовое испариться – только приблизься к нему. Тонкие, изящные колонны, словно талии харит; навесные сады, источающие приятные, не знакомые для Праматери ароматы; множество мозаичных рисунков, огромных и крохотных, сложных и простых – все эти детали превращали обыкновенное строение в произведение истинного искусства. Но даже не они так восхищали девушку, не они стали последним, главным аккордом в симфонии этого архитектурного шедевра… статуи.
Да, скульптура ценилась жителями туманности выше, чем любой другой способ демонстрации достижений их высокой культуры и цивилизации. В центре святилища, в его главном зале, была установлена статуя Праматери, являвшаяся сердцем этой великолепной постройки, к которой путешественники из всевозможных миров, преодолев долгий и тяжкий путь, шли поклониться и попросить счастья и избавления от всяческих бед. Увидев эту статую Создательницы впервые, Маэ была потрясена тем невероятным сходством между своим лицом и ликом Богини. Они были как две капли воды, только одна живая, из крови и плоти, а другая в десять раз выше первой и сделана из белоснежного материала, напоминавшего мрамор. Девушка глядела на свое отражение в камне, не отрывая взгляд, и не прекращала дивиться тому, с каким необыкновенным мастерством безвестный скульптур изобразил свою Праматерь. Она словно дышала, словно ее глаза умели видеть, а уши – слышать. Такого смешения искусства и жизни пытались добиться многие, но удалось это лишь древним неизвестным акридинским творцам.
Скульптура, стоявшая в главном зале храма, так непринужденно склоняла свою милую головку, так грациозно протягивала свои руки, как бы желая обнять кого-то невидимого, стоявшего перед ней, таким по-матерински добрым казался ее взгляд, что весь образ ее чудился наполненным чувством и мыслью.
Подобные этой статуи были повсюду, одни больше, другие меньше, но все они были неоспоримо чудесны в своей красоте. Какие из них «прятались» в садах и зарослях, какие нашли свое место в здании святилища. И все были будто живы, будто дышали.