Звездные дневники Ийона Тихого (сборник)
Шрифт:
– Да что там хроноцикл. Не могу я вот так сразу.
– Нет, можешь! Это твой долг. Ты должен!
– Эге-ге! Полегче со мной! Ничего я не «должен»! Ты же знаешь, я этого не люблю. Могу, если захочу. Если сочту, что дело того заслуживает. Кстати, кто такой Розенбайсер?
– Директор по науке в ИВ. Будет твоим непосредственным подчиненным.
– В ИВ?
– В Институте Времени.
– А если я не соглашусь?
– Ты не можешь не согласиться... не сделаешь этого... Это значило бы, что ты струсил...
При этих словах на губах его мелькнула какая-то затаенная усмешка. Это меня насторожило.
– Вот еще!
– Потому... э-э, да что тебе объяснять. Это связано со структурой времени.
– Не говори ерунды. Если я не соглашусь, то никуда отсюда не двинусь, и никакой Розенбайсер ничего мне не объяснит, и никакую историю регулировать я не буду!
Я говорил это отчасти для того, чтобы выиграть время, такие дела не решаются наобум, – но не только поэтому: не имея ни малейшего представления, зачем он, то есть я, явился ко мне, я все же чуял тут какой-то подвох, какую-то каверзу.
– Беру на размышление сорок восемь часов! – заявил я.
Он начал настаивать, чтобы я решился сразу, но чем больше настаивал, тем меньше мне это нравилось. Я даже снова засомневался, что он – это я. А вдруг передо мною какой-нибудь загримированный наймит? И я решил устроить ему допрос. Надо было найти что-нибудь такое, о чем никто, кроме меня, не знал.
– Почему в нумерации «Звездных дневников» есть пробелы? – внезапно спросил я.
– Ха-ха! – рассмеялся он. – Значит, уже не веришь в меня? Да потому, дорогой мой, что одни путешествия совершались в пространстве, другие во времени. Так что Первого и быть не могло. Всегда можно вернуться назад, туда, где еще никакого путешествия не было, и куда-нибудь отправиться; тогда Первое путешествие станет вторым, и так без конца!
Ответ был верный. Но об этом все же знали несколько человек, правда, лишь самые близкие мои знакомые из тихологической группы профессора Тарантоги. Тогда я потребовал у него удостоверение личности. Бумаги оказались в порядке, но и это еще ничего не значило: документы нетрудно подделать. Правда, он поколебал мои сомнения тем, что мог напеть любую мелодию, которые я мурлычу только в ракете, один как перст; но я заметил, что в припеве «Метеориты, метеориты!» он невыносимо фальшивит. Я сообщил ему об этом, он обиделся и заявил, что это я вечно фальшивлю, а не он; разговор, поначалу вполне корректный, перешел в перебранку, потом в настоящий скандал, и наконец он так меня разозлил, что я велел ему убираться ко всем чертям. На самом деле я этого не хотел, сказано это было со злости, но он, не говоря ни слова, встал, поднялся наверх, вывел свой хроноцикл, уселся на него, как на велосипед, что-то там покрутил и в мгновение ока расплылся в туман или, скорее, в папиросный дымок. Минутой спустя и дымка исчезла – осталась только груда разбросанных по полу книг. Я остался в одиночестве, с довольно глупой физиономией, ибо совсем этого не ожидал, но, когда он стал готовиться к отъезду, я уже не хотел уступать. После недолгого размышления я спустился опять в кухню, так как проболтали мы без малого три часа, и я снова проголодался. В холодильнике оставалось еще несколько яиц и кусочек грудинки, но едва я зажег газ и вылил яйца на сковороду, как сверху донесся страшный грохот.
Яичница пошла насмарку – грохот так меня испугал, что она вместе со шкварками опрокинулась прямо в пламя горелки, а я, ругаясь на чем свет стоит, через три ступеньки на четвертую помчался наверх.
На полках
– Что это значит? – закричал я в бешенстве.
– Сейчас объясню... погоди... – бормотал он, волоча хроноцикл к лампе. Затем внимательно осмотрел его, даже не думая извиняться за очередное вторжение.
Это мне уже и впрямь надоело.
– Не мешало бы вам объясниться!!! – гневно закричал я.
Он усмехнулся. Отодвинул хроноцикл, прислонил его к стене, поискал трубку, набил ее из моего кисета, закурил, заложив ногу на ногу, – и тут меня понесло.
– Наглец!!! – заорал я.
И хотя я не двинулся с места, все же твердо решил накостылять ему хорошенько. Шутки вздумал шутить – надо мной, в моем доме!
– Ерунда! – откликнулся он флегматично. Он явно не чувствовал себя виноватым. А ведь только что развалил стеллаж до последней доски! – Это нечаянно, – проговорил он, пуская дым изо рта. – Хроноцикл опять чуть промазал...
– Но зачем ты вернулся?
– Пришлось.
– Что значит «пришлось»?
– Мы, приятель, застряли во временном кольце, – сказал он спокойно. – Я опять буду тебя уговаривать стать директором. Если откажешься – уеду, но вскоре вернусь, и все начнется сначала.
– Не может быть! Неужели мы в замкнутом круговороте времени?
– В нем самом.
– Ложь! Если бы это было так, все наши разговоры и действия повторились бы точка в точку, а то, что я теперь говорю и что говоришь ты, не совсем то, что было в первый раз!
– Много всяких побасенок рассказывают о путешествиях во времени, – ответил он, – а та, о которой ты упомянул, относится к самым нелепым. В замкнутом времени все будет происходить каждый раз почти так же, но не в точности так, потому что временная замкнутость, как и пространственная, не лишает свободы, а лишь сильно ее ограничивает! Если ты примешь мое предложение, то переместишься в 2661 год и тем самым кольцо превратится в открытую петлю. А если откажешься и снова меня прогонишь, я вернусь... и ты уже знаешь, что будет!
– Неужели другого выхода нет?! – вскипел я. – Ох, мне сразу подумалось, что за всем этим кроется какое-то мошенничество. Убирайся отсюда! Чтобы глаза мои больше тебя не видели!
– Не говори глупостей, – возразил он холодно. – Все происходящее зависит сейчас исключительно от тебя, а не от меня, потому что люди Розенбайсера замкнули, а лучше сказать, затянули временную петлю за нами обоими, и будем мы в ней болтаться, пока ты не станешь директором!
– Хорошенькое предложение! – воскликнул я. – А если я тебе все кости переломаю?
– Тебе же придется залечивать их – в свое время. Не хочешь – не соглашайся: мы можем так развлекаться до самой могилы...
– Вот еще! Да я просто запру тебя в погребе и пойду, куда захочу!
– Раньше я тебя там запру, я ведь сильнее!
– Да-а?
– Ага. Я харчился в 2661 году, а тот харч куда здоровее нынешнего. Ты не устоишь против меня и минуты.
– Ну, это мы еще посмотрим... – угрожающе пробормотал я, вставая со стула.
Он даже не шелохнулся.
– Я знаю дзюрдзюдо, – хладнокровно заметил он.