Звёздные мальчики
Шрифт:
– Биопротез, - догадавшись, с глухой яростью произнес Дронт.
– И эта ошибка стоила мне таких денег...
– У Хайца нет одной руки, - вслух размышлял Скальд.
– Правила не запрещают одноруким жокеям участвовать в крысиных бегах?
– Сейчас я не в состоянии оценить ваш юмор, - вымученно произнес Дронт.
– Наши жокеи не скачут на крысах верхом.
– После покушения Хайц наверняка ушел в глубокое подполье.
– Нигде не появляется, затаился.
– Что ж, мы вновь попытаемся вывести его из душевного равновесия... Никакого криминала, и все достаточно корректно, - сказал
– Подождите, - вмешался в разговор Иштван.
– Я не понимаю, при чем здесь вообще этот Хайц?
– Мы и пытаемся выяснить, при чем, - терпеливо пояснил детектив.
– Вы сказали, что Хайц вызвал у вас подозрения из-за правил. Что вы имели в виду?
– Если исходить из того, что они сами составили нужные им правила, то мы должны выяснить, зачем им было нужно, чтобы все жокеи сидели в изолированных кабинах. По сути, это требование на руку организаторам, а не участникам.
– А если это предложил Лем?
– сказал Иштван.
– А зачем Лему нужно было вносить этот странный пункт? Почему вообще возникло это условие - чтобы жокей совершенно не видел хода бегов? Разве Лем мог предполагать, что развернутся такие захватывающие события? Нет, он не мог - вы меня убедили в этом, Иштван. С тем же успехом он мог потребовать, чтобы жокеи удалились от крысотрона на километр, два, три. Это было бы еще надежнее для устроителей.
– Но этот пункт не показался мне странным, - возразил Иштван. Благодаря ему мы хотя бы отметаем версию о телепатии - через свинцовые стены кабины не очень-то потелепатируешь.
– А разве стены крысотрона, отгороженного от всего мира, не столь надежны? Через них, что, можно телепатировать? И что жокей внушал бы своей крысе? Волю к победе? Жокеи, как я понимаю, не знакомы с характером препятствий, меняющихся при каждом новом забеге.
– Скальд улыбался своей мягкой обаятельной улыбкой, глядя на озадаченного его словами Иштвана. Мало того, зачем бы Лем вносил в контракт еще более странное требование чтобы за каждым номером закреплялась одна и та же кабина? Какое вам, организаторам, дело до того, в каком месте будет торчать каждый из пятисот жокеев?
– Нам - никакого, а ему, значит, есть дело?
– прохрипел Дронт.
– Вы помните местоположение кабины номер двести тринадцать?
– Помню, - сказал Иштван.
– Еще бы не помнить. Сектор номер два.
– И все?
– В двух шагах от места награждения победителя...
– Вот именно. Это еще раз доказывает, что они все продумали. Даррад ли стоит за вашей историей, или нет, суть ясна. Все крысы-участницы доставляются жокеям в пластиковых коробках с прозрачными крышками - чтобы был четко виден номер на спине крысы - все, кроме крысы-победительницы. Нет нужды паковать ее - кабина находится, как вы верно заметили, Иштван, совсем рядом с кабиной Хайца. Вот вам и меры безопасности. Попробуй вы лишить жизни крысу номер двести тринадцать прилюдно, при огромном скоплении народа - на вас навешают столько статей обвинения, на несколько пожизненных сроков потянет. И благодарные победители, поставившие на удачливый номер, сами доставляют хозяину крысу. Кстати, вы ее внимательно рассматривали? И как она вам?
– Мы ее любим, - не задумываясь ответил Иштван.
– Ну, это понятно, -
– Я имею в виду другое. Заметили что-нибудь необычное?
Иштван скривился, а его отец тяжело вздохнул:
– Прошу вас, господин Икс, высказывайте свои соображения. Мы и так чувствуем себя полными дураками.
– Вы делали развернутый Z-анализ крысы по результатам всех трех забегов?
– Делали, - сказал Иштван.
– Это одна и та же крыса. Что нам это дает?
– Пока не знаю, но для нас сейчас важен каждый новый факт. Убить вы ее не пытались...
Дронт-старший фыркнул.
– А вы об этом сейчас жалеете, да, господин Икс?
Скальд засмеялся:
– Можно не отвечать?
– Если бы я мог это сделать, - помрачнев, сказал Дронт, - я бы сделал. Но Хайц всегда увозит крысу с собой и держит в своем отеле.
– Я очень внимательно разглядел это существо. Оно делает вид, что мечется, как все, но это не так. Несколько раз камера показала интересный кадр: крыса бежит, голова ее опущена, но глаза... Глаза глядят в сторону, следя за другими. Она анализирует. Смотрит, что делают остальные крысы. И принимает решение, как вести себя в той или иной ситуации.
– А вы наблюдали за другими крысами?
– перебил его Иштван.
– Столь пристально - еще нет, не было времени.
– Они все ведут себя точно так же, Скальд. Вы сами сказали, что крысы очень умные животные. У меня было достаточно времени, чтобы убедиться в этом.
– Хорошо, согласимся с этим. И еще эта крыса немного хромает. Едва заметно. Чуть-чуть.
– Оба Дронта воззрились на Скальда, ожидая какого-нибудь невероятного продолжения, но он лишь улыбнулся: - Просто хромает, и это все, что я могу сказать.
– Иштван... сынок... У этого парня есть голова на плечах... он вытащит нас...
– прохрипел Дронт. У него побагровело лицо.
– Осталось всего пять дней...
Иштван набрал номер и срывающимся голосом сказал в трубку:
– Быстро врача.
– Потом повернулся к отцу.
– В постель, и никакой умственной деятельности. Сегодня утром я получил от твоего врача письменное уведомление, что если до полуночи ты не дашь согласия пройти необходимый курс лечения, он прерывает с нами контракт. А я дорожу мнением Лизатилуса. В прошлом году он спас тебя от смерти, забыл? Все, отец. До полуночи осталось полчаса. Мы тут сами разберемся.
– Убить крысу - вот единственное наше спасение, сынок, - превозмогая приступ, твердым голосом произнес Дронт.
– Единственное. Они охраняют ее... но мы должны быть хитрее... Дронты хитрее всех в галактике!
– Я понял, отец. Хитрее, чем крыса номер двести тринадцать...
4.
Всякий раз, когда Скальд бывал на Вансее, красота ее белоснежных и просторных городов, выстроенных людьми, жадно влюбленными в жизнь, трогала и волновала его. Нигде больше он не встречал этих причудливо-изящных зданий, заканчивающихся куполами со шпилями, сияющих позолотой и окруженных стаями белых птиц. Когда он ходил по вымощенным звонкой бирюзовой плиткой улицам или глядел в синее, без единого облачка, небо Вансеи, ему казалось, что именно это он видел в своих детских мечтах. Его нищее, сиротское детство не отпускало его и стояло рядом с этой совершенной красотой.