Звёздные стражи
Шрифт:
Двигатели космолета взревели. Дайена отбросило на спинку кресла с такой силой, словно его пытались раздавить. Выпитая жидкость стала подниматься из желудка по пищеводу, лишая его возможности насладиться своим первым взлетом, потому что едва он успел перегнуться через ручку кресла, как его начало тошнить.
* * *
Пилоты бомбардировщиков видели взлетевший прямо перед ними космолет, но пропустили его. Взлетевший с поверхности планеты, он становился для них недосягаем. К тому же они имели свой приказ, и исходил он не от правительства, как
В небе, далеко от поверхности планеты, охотник ждал, какую добычу его собаки спугнут из кустов.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Такая бледная, такая холодная,
такая прекрасная.
Мейгри потеряла представление о том, сколько времени прошло с тех пор, как она оказалась на борту «Феникса». Заключенные утрачивают чувство времени, даже если способны отличить день от ночи: все равно день незаметно переходит в ночь, но порой он кажется долгим, как месяц, а месяц коротким, как день. Вот и для Мейгри дни стали ничем не примечательны, бесконечны. Ей разрешалось гулять по кораблю, но запрещалось заговаривать с кем бы то ни было, даже с центурионами, охранявшими ее.
Легко быть мужественным в короткие и страшные моменты кризиса. Адреналин взбадривает тело, мысль работает напряженно. Когда же опасность проходит и оказывается, что в решительный момент ты вел себя как герой, то объяснить, как и почему это произошло, уже невозможно. Другое дело — смотреть в лицо опасности день за днем, сохранять мужество час за часом, засыпать в страхе и просыпаться от страха, жить в постоянной неуверенности, что ждет тебя завтра. Все это изматывает, опустошает тело и душу.
Мейгри безропотно подчинялась приказу молчать не из духа противоречия, как полагал Командующий, а от отчаяния. Корабельные «склянки» оповещали о конце дня и начале следующего, и каждый раз, услышав их, Мейгри думала: «Завтра он спросит меня о мальчике. Сегодня он спросит меня о мальчике». Но Саган не спрашивал. Он вообще не разговаривал с ней, не подходил к ней. Но знал о ней все, как и она о нем. Навязчивый мучительный страх стал неотступно преследующим призраком.
«Чего он добивается, что хочет получить от меня, если не мальчика? — думала она. — Может быть, я ошибаюсь в нем, неправильно понимаю, неточно оцениваю? Это рок, фатум».
Мейгри пыталась избавиться от призрака, обращаясь к книгам — старым, долго бывшим недоступными ей друзьям. Со времени бегства в ту роковую ночь она жила без книг. Читая теперь свои любимые произведения, она наслаждалась ими больше, чем много лет назад. Как все эти годы она могла обходиться без любимого персонажа — мистера Микобера?
В ее распоряжении были и новые книги, но ей не нравились современные авторы, появившиеся после второго периода средневековья. Казалось, они считали, что если их роман не доведет читателя до глубокой депрессии, то и писать его не следует. Невольно возникала мысль: а что читает Командующий? Ответ на этот вопрос мог бы дать ключик к его планам. Отчаяние не убило в ней стремления к деятельности, и она проводила часы за компьютером, изучая файлы корабельной библиотеки.
Саган не разделял ее пристрастия к романам, считая их, за редким исключением, фривольными.
А еще музыка была лучшим утешением для нее. Живя на Оха-Ло, она мечтала о музыке, вспоминала полюбившиеся мелодии, иногда в памяти неожиданно всплывали отрывки однажды услышанных произведений. Теперь ее жизнь была наполнена музыкой, слушая которую, она понимала: это помогает ей переносить одиночество и скрашивает однообразные дни.
В нынешнем положении Мейгри смирилась со многим, но тяжелее всего было от проснувшейся в ней давней любви — любви, которую она считала побежденной, да вот оказалось, что это на всю жизнь. Любовь к космическим полетам.
Космос был ее любовником, который привлекал своей загадочностью, вызывал возбуждение, подвергал опасностям и при этом оставался равнодушным. Его красота поражала в самое сердце, его холодность леденила кровь. Он увлекал, привязывал к себе, делал рабой, а затем убивал без жалости, без сожаления.
На борту «Феникса» существовала комната отдыха, расположенная в части корабля, предназначавшейся для приема дипломатов, правителей планет и членов Конгресса, миссия которых заключалась «в проверке фактов». Саган редко имел дело с дипломатами, еще реже с правителями планет и совершенно не желал иметь дел с конгрессменами, совершающими увеселительные поездки за казенный счет. В результате этими апартаментами пользовались редко, а для рядового персонала вход сюда был закрыт. Во время одной из своих бесцельных прогулок по кораблю Мейгри забрела сюда и обнаружила, что из огромных размеров иллюминатора открывается прекрасный вид.
Ее охранники, конечно, доложили Командующему.
— Милорд, разрешается ли ей бывать там?
Немного подумав, Саган дал разрешение. Мейгри часто приходила в комнату отдыха, чтобы полюбоваться панорамой кораблей флота, бороздящих космос, их яркими крошечными огоньками, терявшимися в черном океане пространства.
«Этот флот мог быть твоим, — сказала Мейгри себе — единственному человеку, с которым никто не мог ей запретить разговаривать. — Вся эта галактика могла быть твоею! У тебя есть ум, сила, воля, чтобы сделать все это своим!»
И тогда неожиданно перед ней возникло видение. Этого человека она узнала сразу.
Это была она сама. Видение протянуло ей руку. Руку, державшую корону.
После этого Мейгри прекратила посещать комнату отдыха.
* * *
— Милорд, мы вошли в зону связи с планетой Вэнджелис.
— Но не настолько близко, чтобы они нас обнаружили?
— Нет, милорд, — ответил капитан Нада. — Технологические возможности этой планеты ограниченны. Вэнджелис относится к классу «В», милорд.