Звездные трагедии
Шрифт:
Все разъяснилось несколько минут спустя. Когда меня уводили, жившая у нас домработница, очень скромная провинциальная женщина, бывшая монашка, всегда такая приветливая со мной, даже не вышла попрощаться. Это она абсолютно точно знала час, когда сбросить цепочку и открыть дверь.
Монашка-осведомитель? Удивительно! Впрочем, в моей жизни наступало время, когда надо было отвыкать чему-либо удивляться.
Не разрешив взять с собой никаких вещей, меня вывели на родную Спиридоньевку. Последнее, что я успел увидеть, пока заталкивали в машину, – два испуганно светящихся окна на фоне, как тогда показалось, совершенно мертвого дома.
Ровно через десять минут я очутился на Лубянке…»
В лубянской тюрьме Старостина продержали полтора
В ноябре 1943 года состоялся суд над Старостиными и их «подельниками». Братья признали себя виновными (чтобы поскорее закончить свое пребывание в лубянских застенках), и им «впаяли» по десять лет лагерей. Архангельскому (он, кстати, единственный, кто не признал себя виновным) и Леуте дали по восемь лет.
Старостиных раскидали по разным лагерям. Но благодаря их фантастической популярности жизнь в неволе у них была более-менее сносная. Так, Александр стал тренером «Динамо» города Инта, а Николай – тренером ухтинского «Динамо». В обоих лагерях делами заправляли ярые фанаты футбола: в Инте генерал Барабанов, в Ухте – генерал Бурдаков. Лучше всего дела шли у Николая, при котором ухтинцы заиграли широко и размашисто. Самый сенсационный матч они сыграли против «Динамо» из Сыктывкара, разгромив его… 16:0. Бурдаков был на вершине счастья, и, будь его воля, он бы немедленно выпустил бы Старостина на свободу. Хотя в таком случае он бы потерял классного тренера.
Поздней осенью 1944 года вольготная жизнь Николая закончилась. В Хабаровске генерал Гоглидзе, друг Берии и тоже ярый фанат футбола, прознал о том, какие чудеса творит Старостин, и затребовал его к себе на Дальний Восток, в Хабаровск. Но Бурдаков уже настолько прикипел к Старостину, что решил спасти – отправил Николая в глухую тайгу, а в Москву (Гоглидзе действовал через Центр) сообщил, что заключенный Старостин нездоров и следовать в Хабаровск не может. В тайге Старостин впервые узнал, что такое лесоповал. Но ему и там повезло, причем опять решающую роль сыграло его футбольное прошлое. Главным врачом в лагере оказался некто Соколов – страстный футбольный болельщик. Узнав легендарного Старостина, он поспособствовал, чтобы того перевели к нему в санчасть массажистом.
И все же, как ни выгораживал Старостина генерал Бурдаков, в Хабаровск тому ехать пришлось. Кстати, в пути Николай случайно встретился со своим братом Александром, который направлялся этапом в Соликамск.
По дороге к месту назначения со Старостиными неоднократно могла случиться беда, но не случилась, поскольку уголовники тоже уважали легендарных братьев-спартаковцев. По словам Николая, «принадлежность к футболу была лучшей охранной грамотой. Когда вечерами по просьбе своих соседей по нарам я начинал вспоминать футбольные истории, игра в карты сразу прекращалась. Самые отпетые рецидивисты тихо, как примерные школьники, слушали мои рассказы. Я мог жить – не тужить…»
В Хабаровск Николай Старостин прибыл 8 мая 1945 года. На следующий день весь мир узнал о том, что война закончилась, и у миллионов заключенных в советских лагерях появилась надежда, что их участь изменится к лучшему. Но эти надежды оказались напрасными – война войной, но и осваивать Сибирь кому-то надо было.
Несмотря на то что Гоглидзе был другом Берии, даже он не решился с ходу назначить Старостина тренером хабаровского
В 1948 году судьба Николая Старостина могла круто измениться. В Москве объвился еще один футбольно-хоккейный меценат – сын самого вождя народов Василий Сталин, – который решил бросить вызов Берии. Под его руководством была сформирована команда ВВС, куда он стал набирать лучших игроков со всей страны. Тренером футбольной команды Василий решил заиметь нашего героя – Николая Старостина. К тому времени тот уже считался досрочно освобожденным, однако в списке городов, куда он не имел права приезжать, значилась Москва. Но для сына Сталина запретов не существовало. Поэтому в один из дней он прислал за Старостиным свой личный самолет (Василий тогда занимал пост командующего ВВС Московского военного округа), который и доставил Николая в столицу. В тот же день ему восстановили в паспорте его московскую прописку – Спиридоньевская улица, 15, квартира 13. Однако радость Старостина длилась недолго – всего два дня. Потом к нему домой явились люди в штатском (посланцы Берии) и объявили, что его прописка аннулирована и ему необходимо немедленно возвращаться либо обратно в Комсомольск-на-Амуре, либо в любой другой город, где ему разрешается проживать. Старостин выбрал Майкоп. Однако, прежде чем уехать, он решил в последний раз наведаться к Василию Сталину.
Когда сын вождя узнал, что произошло со Старостиным, он был вне себя от гнева. «Как они посмели без моего ведома давать указания моему работнику!» – бушевал Василий. И тут же приказал Старостину переселиться к нему, в особняк на Гоголевском бульваре. «Здесь вас не достанут, – заявил Василий. – А я пока утрясу вашу проблему». По словам Старостина: «Василий Сталин решил бороться за меня не потому, что добивался торжества справедливости. Я был ему нужен как тренер. Но сейчас и это отошло для него на задний план. Суть заключалась в том, что он ни в чем не хотел уступать своему заклятому врагу – Берии, которого люто ненавидел, постоянно ругал его последними словами, совершенно не заботясь о том, кто был в тот момент рядом. Я несколько раз пытался остеречь его, говоря: „Василий Иосифович, ведь все, что вы произносите, докладывают немедленно Берии“. – „Вот и хорошо, пусть послушает о себе правду и знает, что я о нем думаю“, – отвечал он…»
Поскольку угроза Старостину со стороны Берии продолжала сохраняться даже в особняке сына вождя, ему приходилось несладко: он вынужден был как прикленный всюду следовать за Василием, и даже ночью они спали вместе, благо широкая кровать это позволяла. Причем Василий обязательно клал под подушку взведенный пистолет. Выйти из особняка в одиночку Старостин опасался, поскольку однажды заметил на противоположной стороне улицы двух субъектов в штатском, внимательно следивших за подъездом особняка. Однако увидеть жену и дочерей Старостину жуть как хотелось. И однажды он не выдержал.
В одну из ночей, когда Василий изрядно набрался (а к тому времени он уже был законченным алкоголиком), Старостин бесшумно выскользнул из особняка и рванул к себе на Спиридоньевку. Только зря он надеялся перехитрить ищеек Берии, которые прекрасно понимали, чем им могла грозить такая оплошность – упустить из виду объект слежки. Старостин пробыл в родном доме всего лишь несколько часов. Ровно в шесть утра в дверь позвонили, и, когда он открыл, на пороге возникли мрачные субъекты в штатском. Они приказали Старостину одеться и лично повезли его на вокзал, чтобы оттуда прямиком отправить в Майкоп. Но Берия допустил ошибку: надо было везти Старостина самолетом, а не поездом. Поскольку уже в Орле поезд догнал начальник контрразведки Василия Сталина (догнал на самолете) и заставил Старостина вернуться в Москву. Но детективная история на этом не закончилась.