Звездные Войны Республиканские Коммандо Книга 4 Приказ 66
Шрифт:
«Но если мы этого не знаем… как мы можем судить тех, кто не владеет Силой? Как мы можем понять, почему они делают то, что они делают?»
Этейн хотела бы знать что, в конце концов, подавление эмоций сделает с джедаями.
Она пристроила Кэд'ику на коленях, но он, похоже, неплохо сидел и сам. Она понимала что просто не привыкла это делать, и что она должна научиться. Кэд'ика повернул голову и с искренним любопытством уставился ей в лицо, потом улыбнулся и сказал что–то похожее на «Ка! Ла!» Это были не совсем слова, но Этейн вскрикнула от радости и неожиданности. Ребенок, напуганный ее реакцией, посмотрел на
— Он говорит. — проворковала она. — Умный Кэд'ика! Кто у мамы умный мальчик? Скажи «ма–ма». Можешь сказать «ма–ма»?
Кэд булькнул так, словно он собирался рассмеяться. Этейн медленно начала понимать, что ее сын, вероятно, пытался сказать Кэл и Лазима. Это было логично, потому что эти имена она слышал каждый день. Но это было обидно.
— Мама! — внезапно выговорил он. — Мама–мама–мама!
Он засмеялся, явно гордясь собой, и не отрывая от нее глаз. Это было всем, в чем нуждалась Этейн. Это был миг совершенного единения между ними, и она будет помнить его всю оставшуюся жизнь. Она потерлась об него носом и подкинула, чтобы рассмешить его.
— Умница Кэд! Да, это мама!
Кэд показал на Лазиму.
— Лала! Лала!
Лазима просияла и улыбнулась в ответ.
— Он так быстро растет.
Для любого другого родителя это было бы поводом гордиться, но для Этейн это было лишь напоминанием о страхе того, что ее сын может унаследовать ускоренное старение его отца. Мереель уверял ее, что каминоанцы позаботились о том, чтобы эта черта не наследовалась. Она гадала, почему те просто не сделали клонов стерильными, но причина могла быть любой — от сложностей с экспрессией генов, до простого желания посмотреть, что будет если клоны произведут потомство. Каминоанцы думали не как люди, и они не видели в клонах ничего, кроме продукции, органических дроидов. Она надеялась, что Мереель был прав насчет его наследственности. Она очень много прочитала про эпигенетику во время беременности, и теперь волновалась, что гены Кэда каким–то неизвестным образом повреждены тем, что было сделано с Дарманом.
Кэд неразборчиво булькнул и потянулся за прядью волос, упавшей ей на плечо. Этейн поймала его когда он перекатился вбок, словно пьяный, и срыгнул.
Лазима бросилась вытирать но Этейн была намерена сама сделать грязную работу. Детям всегда нездоровится — говорили эксперты.
— Надеюсь, это нормальное поведение?
— Любая мать беспокоится по всем поводам сразу. — ответила Лазима. — Не то, чтобы я это знала сама, но у моей сестры, как говорили, было именно так.
В этих двух фразах уместился целый мир страданий. Этейн поняла, насколько мало она знала о тви'леке. Возможно семью Лазимы и можно было найти, но то, как она это сказала, заставило Этейн вспомнить, что та одна, проданная в жестокое рабство, которое ожидало большинство девочек–тви'лек, у которых было больше красоты чем семейных связей, и что пока она остается с Атином, она не сможет понести собственных детей. И что здесь ей приходится смотреть за чужим ребенком. Это должно быть мучительно. Возможно в природе мандалориан и было впечатано без колебаний подбирать нуждающихся детей и принимать их, как собственных, но Этейн это было недоступно.
«Он мой. Кэд'ика мой. Я хочу быть с ним.»
Она была на грани того, чтобы взять воздушное такси, ворваться в кабинет Зея у Казарм
Он реагировал на ее беспокойство.
«Когда я была ребенком… ощущали ли растившие меня джедаи мои чувства, И что я чувствовала из их эмоций?»
Воспоминаний у нее не было. Она не могла вспомнить и семью, которой она лишилась. Все, что она знала — это то, что с ее сыном такого не случится. Его Силовым способностям должно найтись иное назначение. Она попыталась сконцентрироваться на приятных мыслях, представляя Дармана и себя в прекрасном саду, с Кэдом у нее на коленях, посылая уверенность на уровне Силы так, как только она могла это сделать. Чувствительным к Силе детям требуется чуть большее, чем объятия и колыбельные.
— Посмотри на нас. — проговорила Этейн. — Джедай, тви'лек, клон–солдаты. Всем нам нашими генами предопределен путь в жизни. Но мы не обязаны принимать его, верно? Никто из нас. Все мы можем быть теми, кем хотим быть.
Лазима, в своей строгой темной куртке смахивавшая на банковского клерка, принесла с кухни бутылочку с соком и протянула ее Этейн. Кэд тут же обеими руками перехватил ее.
— Я больше не танцую. — проговорила Лазима. — И ты не танцуешь под дудку Совета Джедай. По–моему, мы все перестали танцевать, благодаря Кэлу.
Будущее выглядело сейчас чуть более светлым и полным возможностей. Войну можно было пережить; Этейн больше не думала о победе или же о том, во что может превратиться Республика, если она победит. Это не будет демократией которой, похоже, считали ее джедаи. Она чувствовала себя так, словно она взбирается на вершину неприступной горы, что еще немного усилий и отваги, и она доберется живой до этой вершины, и тогда она сможет найти путь к укрытию.
Но скалолазы говорят ,что самая смертоносная и опасная часть восхождения — это спуск.
— Пошли, малыш. — Кэд с яростной целеустремленностью высасывал бутылочку. Нормально; он был точно таким же, как любой другой ребенок его возраста, и, насколько она помнила, вполне держался в рамках графика развития нормального человека. Самое последнее что ей было нужно — это чудеса. У него уже и так был достаточно необычный старт в жизни.
Этейн представила себе, как отреагировал бы Зей, если бы он мог увидеть эту сцену. Лазима расстелила детские одежки и показала их, чтобы их одобрила Этейн.
— Когда ты собираешься ему рассказать? — спросила она.
Она говорила не про Зея. Она говорила про Дармана.
Это был вопрос, который Этейн до сих пор каждый раз откладывала в сторону. Проще было сначала разобраться с Зеем. Дарман был искренен, когда говорил, что он не торопится заводить детей, но рано или поздно ей придется рассказать ему, что Кэд не только ее сын, но и его. Заглядывать в прошлое было болезненно. Теперь Этейн хотела бы, чтобы она рассказала все Дарману с самого начала, но возможно Скирата был прав. Это было бы чересчур тяжело для Дара, который выглядел и вел себя как взрослый мужчина, но все же, во многом, был эмоционально уязвим, словно ребенок.