Звездные женихи для матери-одиночки
Шрифт:
Глава 10
Дни следуют за днями. Мы все также плывем в открытом космосе. Отношение валорианцев к нам всем – словно к низшей расе, которая вынуждена просить у жителей Империи снисхождения. Не удивительно, ведь мы же ничем не отличаемся в выгодную сторону – не умеем управлять электронными приборами как альтерранцы или мысли читать.
Это все нам уже, пользуясь переводчиками объяснила охрана. Все, на что годятся такие пленники это тяжелый и самоотверженный труд на благо приютившей их цивилизации.
Сложно
Впрочем, я вижу разочарование в глазах, когда нас высаживают в алой пустыне под красным неприветливым небом. Бежать отсюда некуда и всем, кто еще верил в лучшее, становится понятно, что мы попросту попали в тюрьму.
Остальное доступно объясняют нам охранники: валорианцы не заинтересованы в том, чтобы кормить лишние рты. Единственный способ сохранить за собой паек – самоотверженно трудиться. Об остальном мы можем забыть.
Всех, кто будет замечен в тунеядстве, попросту выкинут в пустыню, которой нет тут конца и края, туда, где вовсе не водится еды.
Детей, тех, кто может трудится ссылают на работы, которые считаются более легкими – это уборка, готовка, стирка. За тех, кто еще слишком мал, взрослые обязаны отработать двойную норму иначе младшее поколение ждут пески.
Все это ужасно и мои сородичи начинают потихоньку ненавидеть своих новых хозяев. В это-то время я наконец-то прихожу в себя. Наверное, меня подстегивает необходимость выживать.
Поздними вечерами, когда мы с другими пленными собираемся в бараках, я рассказываю им о том, что далеко не все инопланетники так уж и плохи. По крайней мере я встречала совершенно других.
Подход валорианцев состоит в том, что одна раса – один рудник. Наши хозяева ведут себя как натуральные эксплуататоры и они не заинтересованы в том, чтобы космические пленники объединялись и поднимали бунты. Так что мои сородичи трудятся и живут изолированным лагерем.
Но вот мне относительно повезло с распределением на кухню. Надо сказать, что я для этого постаралась, прикидываясь подростком. Я с самого начала мечтала найти Доракса и мой единственный шанс состоял в том, чтобы подобраться как можно ближе к заключенным из федерации, которых доставили с нами на одном транспортнике.
Только этих куда лучше стерегут и если нам бежать некуда, то другие считаются пленными и, говорят, их может когда-нибудь вызволить федерация. Впрочем, рудники это на красном пустынном спутнике всеобщая проблема.
И мне пришлось изрядно постараться для того чтобы раздобыть себе форму разносчицы еды с соседнего блока.
Так что, переодевшись
Пришлось пройти проверку на анализаторе, который даже по моим представлениям был рухлядью. Не удивительно, что машина заглючила в конце концов и мне сказали, что на утро объявят результаты.
Утром я уже ушла в инопланетный блок.
Сердце стучит под горлом как бешеное, когда я разношу заключенным еду. Все это время я ищу знакомые фиолетовые глаза, вглядываясь во тьму бараков. Надо сказать, что пленники федерации живут еще хуже нас. Наверное потому, что способны выдержать совсем уж бесчеловечные условия. За все то время, что я тружусь на рудниках, я уже успела изучить валорианцев – они крайне практичны и унижение врага для них не самоцель.
Характистика имперцев, которую я услышала от Доракса, описывает их как нельзя лучше – мы все просто третий сорт, средство для процветания Империи. И все, что сдерживает этих существ от того чтобы делать условия еще хуже – простой и рациональный расчет: тогда пленники попросту умрут и некому будет рисковать своими жизнями в шахтах. Притом, что им нет никакого резона заботиться о нас.
Барак за бараком оказывается населен совершенно незнакомыми мне расами. Но Доракса я нигде не обнаруживаю.
Но ведь он попросту не мог оставить меня!
Наконец на глаза мне попадается карцер.
Дыхание спирает. Я слышала об этом ужасном месте, куда уводят самых несговорчивых. Наверняка мой мужчина там!
Обманов обойдя охрану, я приближаюсь к двери и несколько раз ударяю по ней кулаком.
Я понимаю, как сильно рискую в этот момент, но я ужасно соскучилась. Доракс и мысли о нем – главное, что позволяло мне держаться. Я не просто доверилась этому мужчине, я, кажется, его полюбила. Не знаю, в какой момент это произошло: тогда, когда мы дрейфовали в космосе или когда я уже жила в бараках и воскрешала в памяти его образ только чтобы отвлечься от безысходности, окружавшей меня плотным кольцом.
– Назовитесь, кто там, – негромко произношу я, перейдя на тот язык, на котором мы с Дораксом разговаривали.
Ответом мне служит тишина. Тогда я решаюсь сказать, кто я.
Несколько невероятно долгих мгновений по-прежнему тихо и затем я слышу тяжелые шаги. Вздох. Гремит цепь – должно быть, кто-то значительно выше меня присаживается около двери.
– Мы те самые пленники федерации, – голос совершенно мне незнаком. – И мы не знаем, о ком ты говоришь, девочка.
Я холодею по мере того, как слушаю собеседника.