Звездный билет. Апельсины из Марокко. Пора, мой друг, пора
Шрифт:
– Ты что, меня тоже фарцовщиком считаешь?
– А то нет? Ходил же ты с кодлой. И джинсы купил у Барханова.
– Да я понятия не имел о ваших делишках!
– Раз ходил с нами – значит все. Достаточно для общественного суда и для фельетона. Может быть, уже прославился. Про меня-то в «Вечерке» писали в связи с делом Булгакова. «Появлялся там также некий Фрам». Хорошо, что никто не знал, где я живу. Что это, Дима, ты так побледнел? Сэ ля ви, как говорит Шарль де Голль. Пусть земля горит под ногами тунеядцев! Кто не работает, тот не ест. Как будто это не работа? За вечер семь потов с
– Ты и есть мышь.
– А ты?
– В зубы дам!
– Не обижаюсь, учитывая твою хрупкую душевную архитектуру. Ладно, Димка, что было, то прошло. Нет к прошлому возврата.
– Это уж точно, – пробормотал Димка.
– …и в сердце нет огня. Давай о других материях. Что это за кадришки с вами?
– Блондинка – моя невеста, – сказал Димка.
– А-га! – Фрам улыбнулся. – Поздравляю.
– Я тебе дам совет, – тихо сказал Димка. – Как увидишь этих девочек, беги от них подальше. Сразу, как увидишь, так и беги. Понял меня?
– Слово друга! – Фрам протянул руку, и Димка пожал ее. – Ты меня мало знаешь, но ты узнаешь лучше. Законы дружбы для меня святы, чего не могу сказать о других законах. – Он встал. – Я пошел. Туда. Там у нас компания. Жрецы искусства, отличные люди. Играем в покер каждодневно. Пока. Увидимся.
Он спустился к твердой полоске песка и оттуда сдержанно поклонился девушкам. Пошел, поджарый, как борзая.
Димка играл в покер. У него была хорошая карта. Все уже спасовали. Остался только один противник, научного вида мужчина. Он все хихикал, как будто знал о тебе какую-то гадость. Остальные «жрецы искусства» в римских позах лежали вокруг. Перед игрой Фрам шепнул Димке: «Блефуй, как можешь. У них нервы слабые». А зачем блефовать, если у тебя такая отличная карта? Просто смешно слышать хихиканье этого очкастого. Хихикает, словно у него флеш-рояль. Посмотрим, у кого нервы крепче. Отличная игра – покер, мужская игра. В банке уже куча фишек. То-то обрадуются ребята. Можно будет снова обедать. Чертовы нытики! Дима, не надо. Брось, Димка! В конце концов, Димка, это противно! «Азартные игры – пережиток капитализма», – сказала Линда. А ей-то вообще какое дело? Сейчас обрадуетесь, нытики.
Димка выложил пять фишек.
– Олег, можно тебя на минуточку? – сказал известный драматический актер Григорий Долгов.
Очкастый встал и отошел с ним.
– Брось, Олег, – сказал Долгов, – отдай ему игру.
– Не отдам.
– Ты же видишь, что с мальчишкой делается.
– Не отдам я ему игру.
– Обеднеешь ты с этого?
– Нахалов надо учить.
– Ну, смотри.
Долгов снова лег на песок и подумал об очкастом: «Ограниченный человек! Как-нибудь вверну про него мимоходом Теплицкому – ограниченный, мол, человек».
Димка выложил все свои фишки и посмотрел на очкастого. Не может быть, что у него флеш-рояль. Не может этого быть.
Очкастый хихикнул и выложил свои фишки.
– Посмотрим?
– Посмотрим.
У очкастого была флеш-рояль.
Галя и Димка брели по аллее в лесу. Аллея в лесу! Дикость какая-то. Да что это за лес? Цивилизация, черт бы ее побрал! А велосипеды? Собрать в кучу все велосипеды и поджечь. Вот было бы весело!
–
– Не спрашивай.
– А сколько у нас осталось?
– Не спрашивай.
– Димка, что же нам теперь делать?
– Побежишь на телеграф?
– Дурак!
Навстречу им шел шикарный и бодрый артист Долгов.
– Не огорчайся, Дима, – сказал он мимоходом, – деньги – это зола.
– Кто это? – спросила Галя и оглянулась. – Знакомое лицо!
– А ну их всех! – махнул рукой Димка. Он брел, опустив голову.
Брижит Бардо снова оглянулась. Долгов догнал их.
– Слушайте, Дима, – тихо сказал он, – у вас вообще как с финансами? В крайнем случае, не смущайтесь. Если хотите на месяц в долг…
– Пока терпимо. Спасибо.
– Я сам был в таких переделках и поэтому вам сочувствую.
«Ужасно ему сочувствую», – проговорил он в уме.
– Очень тронут, – сказал Димка.
– Да! – воскликнул артист. – Сегодня я отмечаю небольшое событие. Приходите вечером в ресторан «Пирита». Вы и ваша подруга. Простите, я не представился. – Он кивнул Гале. – Григорий.
– С какой стати мы придем?
– Приходите запросто. Все вам будут рады. Молодые лица оживляют компанию.
«Молодые лица оживляют компанию», – сказал он себе. Дружески хлопнул Димку по плечу, пожал руку Гале и зашагал, шикарный и бодрый. На повороте он оглянулся и несколько минут смотрел, как удаляются по асфальтированной аллее золотоволосая девушка (почти девочка, черт возьми!) и понурый парнишка в черной рубашке и джинсах.
«Ужасно жалко этого мальчика. Я ему страшно сочувствую. Сам ведь бывал в таких переделках», – убедительно сказал себе известный артист.
– Я не хочу, чтобы ты был таким! – почти кричала Галя. – Как ты стоял рядом с этим! Не могу этого видеть! Ты не должен быть таким! Ты не должен так стоять! Никогда и ни перед кем!
– Уймись, Галка, что ты понимаешь в мужских делах?
Некоторое время они шли молча, а потом Галя спросила:
– Кто он такой?
– Какой-то артист. Долгов его фамилия.
– Григорий Долгов! – только и воскликнула Галя.
Галя вспомнила его фотокарточку, которая осталась дома в ее альбоме. Карточка была с автографом; сколько они ждали тогда: полчаса, час? А он вышел из другого подъезда. Все девочки и побежали как сумасшедшие, а Нинка стала толкаться локтями. Это было после спектакля «Гамлет», потрясшего весь город. Страшный, страшный Гамлет был тогда на сцене, и это был Долгов. Как она могла не узнать его сейчас?
– По четвергам у нас всегда свечи, – объяснил официант.
– Как это мило! – воскликнула красивая женщина, которая сидела рядом с Долговым и которую называли то Анни, то Анной Андреевной.
– Все-таки умеют они, эстонцы, знаете ли, вот это, – сказал очкастый.
«У, гад!!» – подумал Димка.
Стол был великолепен. «Ереванского» тут было несколько бутылок.
– Ну, – сказала Анна Андреевна, когда все рюмки были налиты. – В этот знаменательный день я могу только выразить сожаление, что деятельность нашего друга не носит ныне такого прогрессивного характера, как двадцать лет назад.