Звездный час Уилта

Шарп Том

Не нравились Уилту и перепады настроений его ученика. Маккалем то хныкал от жалости к себе и твердил, что тюрьма его застебала: не мужик, а сморчок занюханный, то вдруг на него нападало религиозное исступление, то, рассвирепев, он грозил поджарить на медленном огне ту гниду, которая его заложила. Больше всего Маккалем устраивал Уилта в роли сморчка. По счастью, во время занятий ученика и учителя разделяла надежная металлическая сетка и присутствовал еще более надежный надзиратель. Уилт едва оправился от трепки, которую

задала ему мисс Зайц, и разноса, который учинила Ева, поэтому такие меры предосторожности были весьма кстати. Тем более что к сегодняшнему настрою Маккалема грибные метафоры никак не подходили.

– Хоть вы и считаете себя шибко умным, а главного не просекаете, – хрипел Маккалем. – Где вам: в тюряге-то не сидели. И Форстер тоже. Козел он, ваш Форстер. Оно и понятно – средний класс.

– Возможно, вы и правы, – согласился Уилт. Маккалем то и дело отвлекался от темы занятия, но чутье подсказывало Уилту, что сегодня лучше ему не перечить. – Форстер действительно принадлежал к среднему классу. Однако не исключено, что именно по этой причине он обладал тонким вкусом и проницательностью, которые…

– Ни хрена себе тонкости! Да этот пидор спал с боровом. Вот вам и тонкий вкус.

Такой отзыв о личной жизни классика смутил Уилта. Надзирателя, как видно, тоже.

– С боровом? – спросил Уилт. – Быть не может. Вы точно знаете?

– А то как же. С Бэкингемом<Боб Бэкингем – лондонский полицейский, с которым Э.М. Форстер состоял в интимных отношениях >, у-у, боров.

– Ах, вот вы про кого, – Уилт уже клял себя за то, что посоветовал этому жлобу изучать не только творчество, но и биографию Форстера. Даже упоминание о полицейском – для Гарри-Поджигателя – нож острый. – И все же, если мы обратимся к произведениям Форстера с их социальной проблематикой.

– Мотал я эту социальную проблематику! Ничего он, кроме собственной задницы, не видел.

– Что ж, если понимать ваши слова в переносном смысле…

– Кой черт «в переносном»! – рявкнул Маккалем и принялся листать книгу. – Смотрите сами. «Второе января… показалось, что я красив и обаятелен… напудрил бы нос, если бы не… анус зарос волосами». И все это ваш разлюбезный Форстер писал в дневнике. Самовлюбленный педик – и больше ничего.

– Наверно, при помощи зеркала разглядел, – промямлил Уилт, ошарашенный этими откровениями. – И все-таки его романы отражают…

– Наперед знаю, что вы скажете. Дескать, романы Форстера имели для своего времени огромное общественное значение. Ни фига подобного! Как его еще не замели за шуры-муры с приспешником власть имущих. А в смысле общественного значения, что Форстер, что Барбара Картленд<Картленд, Барбара – английская писательница, автор душещипательных романов и беллетризированных биографий европейских монархов > – один черт. Чего стоят ее книжонки,

всем известно. Розовые сопли.

– Розовые сопли?

– Чтиво для кухарок, – с наслаждением пояснил мистер Маккалем.

– Любопытный взгляд, – заметил Уилт, у которого от рассуждении ученика голова пошла кругом. – Мне лично казалось, что писания Барбары Картленд – чистейший эскапизм, в то время как…

– Я вам охальничать не позволю, – вмешался надзиратель. – Чтобы я этого слова больше не слышал. Пришли о книгах разговаривать – вот и разговаривайте.

– До чего же Уилберфорс языкастый, – сказал Маккалем, пристально глядя на Уилта. – Такие слова знает, что мое почтение.

Надзиратель за его спиной насупился:

– Я тебе не Уилберфорс. Ты прекрасно знаешь, как меня звать.

– Значит, не о вас и речь, – ответил Маккалем. – Конечно, вы мистер Джерард, а не какой-то олух царя небесного, который даже кличку победителя скачек не может прочесть без посторонней помощи. Так что вы там говорили, мистер Уилт?

Уилт задумался.

– Что, мол, книжки Барбары Картленд – забава для полудурков, – напомнил Маккалем.

– Ах, да. Из ваших слов получается, что романтические произведения оказывают на сознание рабочего класса более пагубное воздействие, чем… Что такое?

Маккалем за металлической сеткой зловеще ухмылялся.

– Ушел вертухай, – прошипел он. – Ловко я его сплавил. – Я ведь ему плачу. А его супружница от Барбары Картленд без ума. Каково ему было слушать? Держите-ка.

Уилт взглянул на свернутый в трубочку листок бумаги, который Маккалем просовывал через сетку.

– Что это?

– Сочинение.

– Но вы их обычно пишете в тетради.

– Ладно, считайте, что это сочинение, и быстренько припрячьте.

– Я не стану…

Маккалем люто сверкнул глазами:

– Станешь!

Уилт покорно сунул бумажку в карман, и Поджигатель мигом подобрел.

– А жалованье-то у тебя не ахти, – сказал он. – Что за тачка – твой «эскорт». И жить в одном доме с соседями – не в кайф. То ли дело – свой дом, чтоб ни с кем не делить. А во дворе – «ягуар». Клевяк, а?

– Не совсем, – произнес Уилт. У него к «ягуару» душа не лежала. Ева и на маленькой машине гоняет так, что только держись.

– Ладно. Считай, что пятьдесят тысяч у тебя в кармане.

– Пятьдесят тысяч?

– Ну да. Плачу наличными – Маккалем покосился на дверь. Уилт тоже. Надзиратель не появлялся.

– Наличными?

– Купюры мелкие, старые. Никто не докумекает. Лады?

– Нет, не лады, – решительно сказал Уилт. – Меня деньгами не…

– А ну не бухти! – грозно зарычал Маккалем. – Ты живешь с женой и четырьмя дочками в кирпичном доме, Оукхерст-авеню, 45. Машина – «Эскорт» цвета собачьего дерьма, номерной знак ХПР 791 Н. Номер счета в банке «Ллойдз» – 0737. Еще что-нибудь рассказать?