Звёздный цвет
Шрифт:
По чистому коридору с проложенными половиками мимо офицеров-часовых дошел Василий до тридцатой комнаты и, проходя, дивился:
«Чистота! У нас, поди, окурков бы нашвыряли и всякой блевотины, а тут ни пылинки. Как в церкви. Ну, ни черта! Накладем вам и с чистотой!»
Начальник оперода гнул мощную спину над картами и планами и искренно обрадовался поручику Волынскому. Можно было оторваться от наскучившей работы и поговорить всласть.
И засыпал Василия вопросами о восточном фронте, о чехословаках, о полковнике Муравьеве, об
Сидел Василий и врал с три короба, и сам дивился, как хорошо выходит.
С полковником было легче. Был начальник оперода старый служака из кадровиков, выслуживший горбом полковничий чин, не дурак выпить и говорить с ним не представляло затруднения — не то, что с начальником штаба.
И когда загибал Василий, по привычке, словечки, густо хохотал полковник и одобрительно похлопывал по колену поручика Волынского волосатой красной ручищей.
И в промежутках разговора настойчиво, осторожно и внимательно выведывал Василий все, что было записано на вопросном листке, делая отметки цифр и названий.
Наконец, полковник взглянул на часы:
— Пора кончать! Голодное брюхо к войне глухо! Хе-хе! Идемте, поручик, обедать. Я тут в жидовской домашней столовой питаюсь. Фаршированная щука — роскошь! — и полковник в умилении выпустил слюну на потертый френч.
— Нет, спасибо. Меня ждут! Завтра!
— Ну, вечером в ресторашку. Небось Романовский уже приглашал?.. Обязательно! Там только и отдыхаем!
Вышли из штаба вместе. Василий подозвал извозчика и распрощался с полковником.
— До вечера! Но завтра непременно вас фаршированной щукой накормлю.
— Хорошо! Завтра можно!
И на прощанье замахал еще полковник ручкой вслед отъезжающему извозчику.
Глава тринадцатая
АМБА
В номер гостиницы бурей влетел Василий и бросился к спутнику.
— Братишка! Пропало дело! Сегодня тикай со всеми манатками!
— Что?.. В чем дело? — побледнел тот.
— А такое, брат, дело, что попали мы под машинку. Не догадались наши, а вышла совсем пакость… мать ее! Поручик-то, оказывается, самому Алексееву знаком. Как сказал мне это начальник штаба — ну, думаю, тут мне и крышка На счастье, сам Алексеев-то болен и к нему допуску нет. А то сразу бы конец! Сейчас дам тебе все сведения, донесение напишу и катись ты колбасой сейчас же!
— А вы, товарищ Гулявин?
— А я, брат, останусь!
— Вы с ума сошли? Ведь верная смерть! Командующий не предполагал же такого осложнения!
— Это я знаю! Но только без приказа вернуться не могу. Потом — пока генерал болеть изволит, мне не страшно. А выздоровеет, — так я улизнуть успею. А я еще насосу из кадетов молочка.
— А я бы все-таки вам советовал уехать.
— Советовать можешь, а уехать я не уеду! Баста!
Сел Василий за стол, достал бумагу и настрочил донесение командующему. Распороли
— Ну, вот и готово! Поезжай, голубь! Кланяйся нашим!
— Товарищ Гулявин! Едем вместе! Ведь бесполезное геройство.
— Чего?.. Геройство? Слова какие развел! Что ж я подохнуть не смогу как следует?
— Но зачем же умирать без толку, когда вы можете еще пригодиться?
— А кто тебе сказал, что я умирать собрался! Не каркай, — и не подумаю. Еще тебя переживу! Ну, не копайся! Живо!
Сам проводил Василий товарища до явочной квартиры и попрощался с ним.
— Скажи командующему, чтоб не беспокоился. Пока страшного нет!
И пошел обратно в гостиницу.
Вышел на балкон и приказал подать себе самовар. Шумела внизу кипящая людьми улица, под музыку шел какой-то отряд, и всюду на тротуарах толпились люди в офицерских погонах.
И пока смотрел Василий, грозная и зловещая ярость росла и ширилась в сердце.
«Слетелись, вороны?.. Летайте, летайте! Недолго вам, чертям, летать осталось! Обскребут с вас перышки!»
— Самоварчик готов, ваше благородие! — сказал половой, внося самовар.
Пока пил Василий чай, за дом зашло порозовевшее солнце, побежали косые синеватые тени по улице, расплылись, и за короткими кубанскими сумерками черным звездным бархатом накрыла город ночь.
И с первыми звездами издалека, с гор, подул холодный, все разрастающийся ветер. Стало холодно на балконе. Василий поднялся идти в номер, и в эту минуту резкий шквалистый порыв рванул балкон, вздернул скатерть и свалил стакан.
И сейчас же засвистал по улице, завывая в верхушках тополей, пригибая их к земле.
«Штормяга будет ночью», — подумал Василий, входя в номер и зажигая свет. Прилег на кровать, но спать не хотелось.
Вместе с ветром, сухим и холодным, пришла тревога. Чаще стало биться сердце, и тяжело стискивало дыхание, как будто стал твердым воздух и с трудом проходил в легкие.
Василий встал с кровати и посмотрел в окно. По улице несло густую пыль, и тополя страшно и мрачно раскачивались под порывами. Василий вспомнил о ресторане.
«Пойти, что ли? Посмотрю, как офицерня гуляет. Потом же еще чего узнаю. Из пьяного легче вытянуть».
Он надел фуражку и пристегнул шашку к портупее. Внимательно осмотрел браунинг и положил в карман. Пошел к дверям, но вернулся и раскрыл маленький кожаный чемодан.
Порылся в белье и из-под белья вытащил английскую круглую, всю в шестигранных дольках, похожую на ананас, ручную гранату.
Вставив в отверстие запальную трубку, подержал на ладони и сунул в широкий боковой карман френча. На улице было мало народу. Всех разогнал ветер. Спросив у кого-то куда идти, Василий свернул в переулок, перешел бульвар, и уже издали метнулся ему в глаза ресторан ярким, мертвецки зеленым сиянием ртутных ламп над вывеской: «Grill-Room».