Звёздный егерь
Шрифт:
— Анечка, солнышко, шляпку не забудь!
Аня, стоявшая уже у двери, сказала «Ой!», повернулась к закройщице. И вспомнила, что никакой шляпки на ней, когда она входила в ателье, не было. Было прошлогоднее «сафари» из зелёной джинсухи — так теперь оно лежит в торбе, а вместо платья на ней красуется роскошный летний брючный ансамбль. Цвет — терракот. Одно плечо голое. Все закачаются. Без всякой шляпки. Хотя…
— Какую шляпку, Лидуня? — с рассеянным видом спросила она.
— Так вот же, лапочка! Твоя, больше никто такую прелесть не оставлял, — промурчала портниха и протянула
— Ну, Лид, ты вообще.
Лида, у которой шляпка с первого взгляда вызвала в душе ассоциацию со старым абажуром, имела мудрое правило приобретения клиенток никогда вслух не критиковать. Поэтому она водрузила «абажур» на голову Анечке, подвела её к зеркалу.
— Да ты посмотри, лапочка, как тебе с терракотом.
Анечка взглянула в зеркало и заколебалась: вроде бы ничего, идёт. Только полей, жалко, нет. Пальцы её машинально прикоснулись к шляпке в том месте, где, по её мнению, не хватало полей, слегка взялась за материал, обвивающий проволочный обруч, и — о чудо! — ткань потянулась под этим воздушным, почти не существующим усилием. Причём не возвращаясь обратно, как какой-нибудь эластик, а застывая по всей вытянутой длине.
Спустя десять минут Анечка покидала ателье в шикарной четырёхгранной радужной панаме с эффектно закрученными полями, а портниха, с искренним уже восхищением, умоляла достать и ей такую же. Хотя бы одну. Но на прощанье шепнула, не удержавшись:
— Но если будет больше, солнышко, неси, я возьму все.
Виктор Михайлович возвращался с обеденного перерыва недовольный. Можно сказать, злой. И дело не в селёдке, которая расползается под собственным десятиграммовым весом в солёную костлявую массу. И даже не в том, что на его столике не сказалось ни горчицы, ни салфеток и пришлось подходить к столику Носова. Бог с ней, со столовой, к родному общепиту он привык. Но как привыкнуть к тому, что Носов на службу в управление является с бородищей до пупа?! Добро, был бы дед какой или там лицо перекошено, а то ведь только в позапрошлом институт кончил. Совесть у него перекошена, а не рожа. Или Соня Васильевна из машбюро. Смотрит он за обедом, как-то не так Соня ест, с затруднениями. Думал, со здоровьем что, а она разобъяснила: левой рукой, говорит, ложку держу. Тренировка. Чтобы владеть обеими руками одинаково. Ну что ты на это им скажешь? Даже чай пить расхотелось. Хотя до конца перерыва ещё пятнадцать минут, и в отделе, конечно, ни одной души сейчас нет. Что, впрочем, возможно, и к лучшему.
Виктор Михайлович вошёл в пустой отдел, намереваясь оставшиеся четверть часа провести за чтением газеты в успокоительном одиночестве… И побагровел. На его столе, между телефонным аппаратом и подставкой для канцпринадлежностей, нахально возлежала четырёхгранная шапка весёлого радужного цвета.
«Ахметов, — определил, тяжело дыша, Виктор Михайлович. — Его шутки. Хотя нет, вряд ли. Может, Носов приволок? Кто-то ведь разыгрывает. Скинулись, достали этот дурацкий колпак, подложили: мол, что будет с ним делать? Обсмеять хотят, хулиганы. Ну нет уж, не дождётесь.»
С этими мыслями Виктор Михайлович взял колпак, без особых усилий скомкал его и, мстительно сверкнув очками, отправил
— Мне это не нравится, — неодобрительно качнулся Дан Сим, глядя в бортовой экран. — Как Полувысокий Ревизор Подготовки, я не могу допустить, чтобы средства родной Даны выбрасывались на ветер. Вы прекрасно знаете, во что обходится нуль-транспортировка каждого дара на Землю, Я уж не говорю о стоимости самого изделия. Почему этот землянин отказался от дара? Отвечайте, Дан Пим.
— Простите, Полувысокий, но ведь ещё до начала Подготовки я предупреждал, что на стопроцентный приём даров Даны не приходится рассчитывать. Процент отказов пока допустимый. Что же касается мотивов данного землянина, то их нельзя считать типичными. Мы поднесли дар просто неудачному объекту.
— Хорошо. Покажите мне ещё несколько дарений.
Семён Семёнович начинал нервничать. Его уже не радовало ни нежное июньское солнце, ни пушистый сосновый бор на пригорке по ту сторону речки, ни сама река — неширокая, с уверенно-медлительным течением, в зелёных кляксах листьев кувшинок и тугих стрелках молодого тростника. Близился полдень, а в садке у Семёна Семёновича, уныло шевеля хвостом, вверх брюхом плавал окунишко чуть больше ладони. Единственный. И всё. Ни поклёвки с половины восьмого, хоть ты убейся. И солнце так раскочегарилось.
Семён Семёнович озабоченно потрогал редкие волосы на темени: так и есть, горячие. Как бы и впрямь на таком припёке. А что, жена рассказывала, хватил же соседку Пруткина на даче солнечный удар, еле выходили. Семён Семёнович посмотрел на солнце, на воду, вздохнул — возвращаться домой, тем более с пустым садком, не хотелось. И тут взгляд его упал на странного вида четырёхгранную радужную панаму, аккуратно стоящую в двух шагах от него, на трухлявом берёзовом пне.
«Забыл кто-нибудь, — решил Семён Семёнович. Огляделся, чтобы окликнуть владельца, но никого поблизости не было. — Ну и ладно. Спросят — отдам».
С некоторой неохотой — панама фасон имела явно легкомысленный, но на рыбалке какая разница? — Семён Семёнович надел головной убор. И с приятным удивлением отметил про себя, что шапка лёгкая и прохладная — то, что надо.
— …А я не разделяю благодушия Сивкова, товарищ директор. Он не даёт себе отчёта, что его виза под заключением о безопасности «шапок».
— Послушайте, Клим Петрович, Давайте отбросим суеверия и предубеждения. Будем работать с фактами, как положено учёным. Ваша лаборатория разнесла на молекулы добрый десяток «шапок». Вы прогнали их через все мыслимые испытания. Что вас ещё смущает?
— «Шапка» — из неизвестных науке материалов!
— Выражайтесь точнее, Клим Петрович: нашей науке неизвестных. Раз «шапки» существуют, кто-то владеет технологией их изготовления. Но вы ведь разгадали состав проволоки? Нормальные металлы, хотя сплав и необычный. Так не радиоактивный же?
— Нет.
— Вот видите. Каких-либо других излучений или полей сплав тоже не генерирует. Я читал вашу справку. Пластическая полимерная ткань — согласен, вещь исключительно любопытная, над разгадкой её секрета мы обязательно будем продолжать работы. Но и она безобидна, как детская пелёнка. Или у вас идиосинкразия на радужный цвет? Скажите, вам цвет не нравится?