Звёздный свиток

Роун Мелани

Пока их высочество принц Кунакский мудро, но немного нервно следовал совету Рохана, к ним подошел Чейн и поднял сына на руки. Мааркен попытался слабо протестовать, доказывал, что с ним все в порядке, что он уже давно не ребенок, но отец успокоил его одним-единственным взглядом и посмотрел на Рохана.

— А сейчас, пока кто-нибудь еще не успел поднять шум, могу я унести своего сына отсюда ко всем чертям? Рохан щелкнул пальцами; подбежал Таллаин.

— Передай принцам, что я жду их вечером, когда начнет смеркаться. И найди врача. Ни моя жена, ни сестра не могут заняться

им.

— Если ваше высочество позволит, я позабочусь о лорде Мааркене, — сказала выросшая как из-под земли Гемма, которую сопровождал Тилаль. — Я знакома с медициной.

— Спасибо, миледи, — с сильным сомнением ответил Чейн.

Но Тилаль только кивнул, и они унесли Мааркена с поля. С помощью Данлади Гемма тщательно обработала раны и ушибы Мааркена, сначала дав ему выпить снотворного, чтобы не причинить новой боли. За всем этим наблюдали Рохан и Чейн, каждый раз морщась, когда очередную рану вскрывали, тщательно промывали и накладывали на нее бинты. Они были благодарны искусству Геммы, уверявшей, что у него останется всего несколько шрамов. Больше беспокойства внушало сломанное запястье. Данлади долго возилась с ним, и даже сквозь сон Мааркен стонал, когда накладывали повязки. Лишь время могло показать, сумеет ли он владеть рукой.

Чейн не благодарил принца за спасение сына: это только оскорбило бы Рохана. Если у каждого вассала была обязанность защищать своего принца, то и принц был должен защищать своих вассалов. Все было понятно без слов.

Поля послали в шатер с матерью и тетей, где все трое рухнули и мгновенно уснули, словно тоже выпили снотворного. Рохан сказал, чтобы Андри, Уриваль или кто-нибудь еще присмотрел за остальными «Гонцами Солнца». Ближе к сумеркам в палатку Мааркена пришел Таллаин и принес ужасную новость.

— Принцесса-регент мертва, милорд. Рохан удивился, что он ничего не чувствует, как будто этот удар лишил его эмоций.

— Как это? — недоверчиво воскликнул Чейн.

— Только одна рана, укол ножом в ногу. От такой раны она не могла истечь кровью. Но тем не менее она мертва. — Таллаин выглядел так, словно сам не мог в это поверить. — Найдра, ее сестра, забрала ее с поля в шатер своего мужа и спрашивает, как вы желаете провести церемонию.

Наконец он что-то почувствовал, и ему стало стыдно за свои эмоции. Он не ощущал ничего, кроме облегчения.

— Милорд…

— Да, — машинально ответил он. — Она будет торжественно предана огню. Почести мы ей окажем как принцессе и как «Гонцу Солнца». Думаю, в замке Крэг… да. Пожалуйста, передай принцессе Найдре, что я буду ей очень благодарен, если она любезно согласится сделать все приготовления. И… и скажи ей, что я разделяю ее скорбь.

Вообще-то он сделал странную вещь. Он горевал об извращенном уме, о любви, основанной на ненависти, о неправильно использованном даре. И постыдно радовался тому, что она мертва, что ему не придется ссылать ее в какую-нибудь дальнюю крепость до конца ее дней. Ее преступления были непростительны, но всю свою горькую, неудавшуюся жизнь она любила и его, и Поля. Рохан откашлялся.

— Другие принцы уже ждут?

— Нет, милорд. Когда оказалось,

что вы пробудете здесь дольше, чем до сумерек, я передал им, чтобы они приходили завтра утром. — Когда Рохан нахмурился, Таллаин перешел в глухую оборону. — Их высочество верховная принцесса тоже согласна, что всем надо отдохнуть.

— Их высочество верховная принцесса бывает упряма как пони. Особенно, если она права. Таллаин, пойди и отругай ее вместо меня.

Молодой человек, у которого явно отлегло от сердца, поклонился и ушел. Тут Рохан повернулся к Гемме.

— Миледи, вы уже закончили?

— Одну минутку, ваше высочество. — Она вытерла руки о полотенце и вернула его Данлади. — У него нет никаких серьезных повреждений, за исключением запястья, хотя несколько дней ему будет больно ходить. Одна-две раны, нанесенные мечом, требуют наблюдения. Что же касается руки… — она поглядела на Мааркена. — Пока ничего не могу сказать. Но два-три дня ему придется полежать.

— Если учесть, — застенчиво улыбнулась Данлади, — сколько сил мы приложили, чтобы заставить его выпить снотворное, вам повезет, если его можно будет продержать в кровати хотя бы один день.

— Он будет слушаться, — хмуро проворчал Чейн, — иначе я спущу с него остатки его шкуры.

— Не сомневаюсь, милорд, — ответила Гемма. Но выражение ее лица показалось Рохану странным. Он недоуменно поднял бровь; Гемма внезапно занервничала и отвернулась.

— Что случилось, миледи? — подбодрил он. — Вы оказали и мне, и моим родным неоценимую услугу. Просите все, что хотите.

— Ваше высочество, мне не надо платы за…

— О, позвольте мне быть щедрым, — слегка улыбнувшись, попросил Рохан. — Это одна из немногих радостей, которые бывают у принцев.

— Я хочу попросить не за себя, — тихо сказала Гемма, — а за Данлади…

Вторая девушка затаила дыхание.

— Нет, Гемма, пожалуйста…

— Помолчи, — нежно велела ей Гемма. — Она уже много лет мне как сестра. Мне хочется, чтобы мы стали сестрами не только по любви, но по-настоящему.

Ошеломленный Рохан переглянулся с Чейном.

— Всю свою жизнь я была принцессой, хотя мой титул немного изменится, когда я перееду в Оссетию и выйду замуж за милорда Тилаля. — Упомянув его имя, она тут же зарделась. — Но Данлади по крови такая же принцесса, как и я. Вы оказали бы мне огромную любезность, если бы попросили принца Давви помочь Данлади стать принцессой Сирской и моей свояченицей.

— С Костасом? — выпалил Чейн и поспешно извинился, заметив, что Данлади стала пунцовой до корней волос.

— Он думает, что хочет жениться на мне, — безыскусно сказала Гемма. — Но если я покину Верхний Кират и если Данлади получит хорошее приданое…

Гемма явно не строила иллюзий относительно моральных принципов Костаса. Как и Данлади. Та прямо встретила взгляд Рохана, и выражение робких голубых глаз без слов сказало ему: она любит Костаса. Он подивился, что ее любовь к Гемме не страдает от того, что Костас отдает предпочтение не ей. Без сомнения, Данлади была исключением среди дочерей Ролстры: она была неревнива и не стремилась к власти.