Звездочка и Коробок
Шрифт:
— Слушай, Звездочка, — говорю. — Не засыпай. Давай просыпайся. Будем собирать паззл.
Звездочка говорит:
— Я больше не буду его собирать — никогда.
— Да нет. Звездочка. Это же твой самый любимый паззл. Но не хочешь — не надо. Только ты все равно просыпайся. Давай чего-нибудь сделаем, — говорю. — Что-то, что нам еще не надоело и нравится делать.
— Съедим таблетки.
— У нас нет таблеток. Но можно сделать что-то другое.
— А что другое? — Звездочка говорит: — Нет ничего другого.
— Есть, — говорю. — Мы можем... ну...
— Что?
— Ну, помнишь, мы ездили в Вульвергемптон. Там было весело. И мы там делали много чего. Не только ели таблетки.
—
— Ну а когда мы ходили к Прим? — говорю. — Мы к ней ходили не для того, чтобы нам дали таблетки. У нее вообще не бывает таблеток. Только спиртное.
— Мы пошли к ней, потому что наелись таблеток до этого. До того, как идти. — Звездочка говорит: — Иначе мы бы туда не пошли. Вместо этого мы бы пошли к Коробку. Чтобы он дал нам таблеток.
— Да нет же, Звездочка. Слушай. Должно же быть что-то еще, ну, кроме таблеток, что можно сделать. Что-нибудь интересное. Что можно сделать. Ну, такое... прикольное. Например, можно порисовать. Или раскрасить раскраску. Ну, давай что-нибудь сделаем.
— Не хочу ничего делать. Хочу только таблетки.
Я сижу на кровати.
Звездочка говорит:
— Все остальное, что кроме таблеток, это так, ерунда. И оно мне не нравится.
Я сижу — думаю, что ей сказать. А потом говорю очень медленно, с расстановкой, так, чтобы то, что я ей говорю, пробралось бы под одеяло, ну, под которым она лежит, пробралось бы прямо к ней, даже под трусики.
— Э... Звездочка. — Это я так говорю. — Мне. Хочется. Глупостей. Давай займемся. Ну, чем-нибудь нехорошим.
Звездочка говорит:
— Нет.
Звездочка, — говорю. — Ну давай. Мне правда хочется.
Звездочка молчит, не говорит ничего.
— Можно заняться чем-нибудь нехорошим. Звездочка, слышишь? Давай поиграем в игру. Ну, которая с номерами. Номер раз: приготовиться к номеру два. Номер два...
Звездочка говорит:
— Не хочу.
— Можно придумать еще какие-нибудь номера, ну, чтобы их было больше. Номер девять: облизать друг друга одновременно. Номер десять. Сделать глупости в поезде. В туалете. Не в нашем, который здесь, дома. А в туалете, который в поезде. Ну, чтобы было как безопасный секс. Мы так уже делали, и нам понравилось, правда?
Звездочка молчит.
— Звездочка, — говорю. — Ну давай. Давай сделаем что-нибудь нехорошее. — Мне действительно хочется, правда. Звездочке совершенно не хочется глупостей, а мне поэтому хочется. — Или, может быть...
— Не хочу.
— Может быть, поиграем в волшебную ногу. Мы сто лет в нее не играли.
— Не хочу.
— Почему? — Я ложусь на кровать и снимаю джинсы. Достаю своего безобразника. — Ну давай, — говорю. — Посмотри, как мне хочется. Посмотри.
— Не хочу.
— Ну, давай быстренько. Долго не будем.
— Нет.
— Ну, давай я все сделаю сам, а ты пока порисуешь. Или пораскрашиваешь раскраску. Я сзади пристроюсь, чтобы тебе не мешать.
— Нет.
— Я только быстро засуну и сразу достану.
— Нет.
— Ну, тогда просто потрусь об тебя.
— Нет. — Звездочка говорит: — Убери своего безобразника. Или иди в туалет и делай там с ним что хочешь.
Это неправильно. Так не должно быть. Она — моя девушка, а я — ее парень, и мой безобразник уже весь горит, так ему хочется побезобразить. Он уже приготовился. Хочет забраться в нее, прямо внутрь, туда, где мокро и горячо. Ему там очень нравится, очень-очень. Но ей почему-то не хочется. С ней явно что-то не так. Она просто лежит и не хочет вообще никаких безобразий. Лежит в кровати под одеялом. Вся такая сердитая, со своей волосатой дырочкой. В кровати. А для
— Звездочка, — говорю. — Ну давай.
Мертвый мальчик говорит:
— Ну, дай ты ему. Чтобы быстрее отвязался.
Звездочка качает головой.
Мне очень хочется, очень-очень. А если ей вдруг не хочется, так ей и не надо ничего хотеть. Просто пусть разрешит, чтобы я сделал все сам, и не говорит мне, что ей не хочется. Я лежу на кровати рядом со Звездочкой и играюсь со своим безобразником. Звездочка шевелится, но молчит. Не говорит ничего. Но я чувствую, что ей хочется, чтобы я отодвинулся, чтобы я даже к ней не прикасался. Как будто ей неприятно, что я к ней прикасаюсь. И что лежу рядом с ней и играюсь со своим безобразником. Как будто ей даже противно. А это совсем не противно. И мой безобразник — совсем не противный. В нем нет вообще ничего плохого. Есть только белая липкая штука, ну, которая бьет из него фонтанчиком, когда кончаешь. А мне так хочется кончить. Прямо в нее.
Мертвый мальчик говорит:
— Да, плохо дело.
Раньше все было совсем не так. Раньше Звездочке вечно хотелось глупостей — и когда она на меня сердилась, и когда, наоборот, не сердилась. И даже когда мы с ней ссорились, она все равно говорила: давай мы лучше займемся глупостями, ну, чтобы совсем не поссориться. Хотя я-то знаю, что ей не столько хотелось не ссориться, сколько хотелось побольше глупостей. Но так было раньше. А теперь... теперь ей не хочется никаких глупостей.
— Звездочка, — говорю. — А можно я просто... ну, потрусь о тебя. О твою попку. Я даже не буду его засовывать. Я просто потрусь, а потом кончу. С фонтанчиком, как ты любишь. — Ей всегда очень не нравилось, когда я просто терся, но не засовывал. Она говорила, что надо засовывать. Потому что ей нравится, когда он у нее внутри. Ну, в смысле, мой безобразник. Но сейчас ей не хочется, чтобы он был у нее внутри, и я подумал, что, может быть, ей понравится, если я буду просто тереться. А потом кончу. С фонтанчиком. — Ну пожалуйста, Звездочка. Можно? Тебе даже не нужно ничего делать. Я все сделаю сам. А ты просто лежи. Можешь даже сердиться, если тебе вдруг захочется.
— Ничего мне не хочется. — Звездочка говорит: — Ничего.
— Ну... — говорю. — Если не хочется, то и не надо. Ты просто лежи. Я все сделаю сам. И все уберу, и все вытру. Ну, когда я закончу. А ты просто лежи. Даже не шевелись.
— Я не могу шевелиться. — Звездочка говорит: — Я вообще ничего не могу.
Ну что же. Я в этом не виноват.
Если она теперь стала такая, ну, какая она теперь, и если так будет всегда, тут уже ничего не поделаешь, и я в этом не виноват. Раз она ничего не хочет, я могу делать, как хочется мне. И потереться, и кончить с фонтанчиком. В конце концов, почему бы и нет? Она говорит, что не может пошевелиться. Значит, она не станет отодвигаться. Я снимаю с нее одеяло. Смотрю на ее попку. Она большая, ну, попка. Как раз как мне нравится.
— Звездочка, — говорю. — А если я...
— Нет.
— А если я все-таки...
Я лежу на кровати рядом со Звездочкой. Звездочка спит. Я лежу рядом с ней и не сплю. Мертвый мальчик лежит между нами и жутко храпит. И поэтому я не могу заснуть, он мне мешает своим жутким храпом. Все, с меня хватит. Я пихаю его локтем, и он просыпается.
Мертвый мальчик просыпается и говорит:
— Какого черта...
— Заткнись.
Мертвый мальчик говорит:
— Ну и зачем ты меня разбудил? Мне снился такой замечательный сон.