Звездолет с перебитым крылом
Шрифт:
— Могли.
— Родители погибли, а дядя родной остался.
Дюшка согласно промолчал.
— А дядька их может в торговом флоте служить?
— Ну да.
— Дядька в торговом флоте, весь год в загранке, капитан дальнего плавания, за детьми присматривать не в состоянии, вот они и живут в детдоме. А дядька нежадный, денег на лето племянникам дает без счету. Так что все можно объяснить. Или полярник у них дядька.
— Ну, ты сказки, гляжу, мастер придумывать, — усмехнулся Дюшка. — Полярники, капитаны… Хотя в жизни всякого сколько хочешь бывает.
Будку Дюшка оборудовал на дровнике, под самой крышей. Снизу дровник забит поленьями на три зимы, так что забраться в будку можно только по наружной стене. Это несложно: стена дощатая и для вентиляции между досками щели, но взрослые в будку не заглядывают. Так что у Дюшки, у единственного из нашей компании, есть свое собственное место. Там, правда, не очень просторно, четверым уже тесновато и сидеть приходится в ряд, но двоим нормально, можно и ноги вытянуть, к тому же Дюшка затащил сюда по частям старый диван.
— Ну, а если и шпионы? — спросил я. — Что дальше? Что предлагаешь?
Дюшка достал из-под потолка пневматическую винтовку и леденечную банку с пулями.
— По правилам надо в Комитет сообщить.
— Куда? — не понял я.
— В КГБ, — уточнил Дюшка. — В Комитет государственной безопасности. Ты что, «Ошибку резидента» не видел?
— Видел… А у нас разве в городе КГБ есть?
Дюшка задумался.
Я взял у него винтовку, нажал на рычажок, сломал, зарядил пульку, выпрямил. Прицелился быстро, выстрелил. В десяти метрах стебель крапивы подсел и завалился набок. Дюшкин дом на самом краю города стоит, дальше картофельники и река, а между картошкой и домом крапива родится, хорошая такая, в мизинец толщиной.
— Тогда участковому, — сказал Дюшка. — Сообщить участковому, пусть меры принимает.
Я передал ему винтовку.
— Теперь представь, — сказал я. — Ты приходишь к Кондратьеву и говоришь: «В нашем городе шпионы». Что он тебе ответит?
Дюшка выстрелил и, как всегда, промазал, крапива устояла, а пулька срикошетила и с визгом отошла в кусты.
Я взял винтовку, зарядил.
— Кондратьев человек серьезный. — Я прицелился в крапиву. — Шутки шутить не любит. Чуть что — сразу ставит на учет в детскую комнату. А сейчас Кондратьев особенно зол. Его двух помощников в Москву забрали к Олимпиаде, там милиции не хватает. Так что вся работа на нем, мне папка говорил, что он домой не ходит, в кабинете ночует. Давай, позвони, расскажи ему про шпионов, он тебя живо на учет определит. Для профилактики.
Я снова сбил крапиву. У меня по стрельбе грамота, я второе место на «Зарнице» занял, даже Вторую школу обстрелял, если бы еще подтягивался побольше, так и победил бы.
— Ну поставит. — Дюшка забрал у меня винтовку. — И что?
— Ты дурачок, вот что. Ты потом куда с таким пятном на работу устроишься?
Дюшка промолчал, поморщился, выстрелил. Мимо.
— Что же теперь делать? — спросил Дюшка.
А я не промазал. Причем сразу два стебля срезал, как и хотел. По осени пойду в стрелковую
— А ничего не делать, — сказал я. — Забыть, и все.
— Забыть…
Дюшка выстрелил. Пульку перекосило, Дюшка достал шомпол и стал выбивать ее из ствола.
— Это неправильно. — Дюшка вытолкнул из дула смятый кусок свинца. — ЦРУ не дремлет, всем известно.
— Какое ЦРУ? — Я не утерпел, пнул стену будки. — Они же дети. Пусть и с ножом.
— А если они не дети? — спросил Дюшка загадочно.
— Как это?
— Ну, если они лилипуты?
Тут уж я посмеялся. Лилипуты к нам как-то приезжали со своим цирком, полгорода приходило смотреть, а я в четвертом ряду сидел. Так вот, лилипутов ни с кем не спутаешь, лилипуты — это маленькие люди, а эти не лилипуты, подростки обычные.
— Ты не знаешь, на что способно ЦРУ, — сообщил Дюшка. — Это не дети, а такие специальные лилипуты. Спецлилипуты! Их с детства воспитывали, чтобы к нам забросить…
— Сам себе противоречишь, — перебил я. — Если они такие подготовленные шпионы, то прокола с деньгами не допустили бы. И с хлебом. И с сигаретами. Шпион незаметен должен быть, а они сразу к себе внимание привлекли.
Дюшка выстрелил и в этот раз попал. После этого ему сразу расхотелось стрелять, он спрятал винтовку под крышу и сказал:
— Все равно они мне не нравятся. Они… не такие. Совсем не такие.
— Ты же полстраны объехал, — напомнил я. — Везде все не такие.
— Это да, — согласился Дюшка. — Везде разные… но и одинаковые тоже.
— Как это?
— Да так вот. Мы с предками много ездим, я же вижу — везде все одинаковое. Вот у меня будка… — Дюшка постучал по стене. — А кто-то шалаш строит, а кто-то на чердаке, а во Владивостоке пацаны фанзы копают. А в Москве голубятни или на деревьях лабазы, но каждый хочет свой уголок. Или самострелку всякую мастерят. Воздушки везде… А в Севастополе некоторые подводные ружья делают.
Дюшка мечтательно закрыл глаза, не знал, что он еще и подводное хочет. Хотя я и сам бы не отказался, в Косой старице полно рыбы, но ее ни удочкой, ни сетью не достанешь. На что Дюшкин отец рыбак, да и тот не суется.
— Я к тому, что ты можешь выпиливать воздушку или подводное ружье, но все равно… — Дюшка замялся, не зная, как объяснить. — Ты будешь такой же, как какой-нибудь пацан во Владивостоке. А эти… Они другие. Я чувствую. Шпионы все другие…
— Эй, вы в будке? — послышался голос.
На краю крапивы показался Котов.
Мы не стали отвечать. А ну его. Побежал вчера к Похвалину, собака. Хотя Котов такой, у него ничего заповедного.
Котов забрался в будку, и сразу стало тесно.
— Как «Всадник без головы»? — поинтересовался я. — Интересный?
— А, — отмахнулся Котов. — Через приставку плохо видно, все дергается…
— Ничего там не дергается, — с обидой сказал Дюшка. — Это ты так просто говоришь.
— Да нет, дергается. У меня аж голова разболелась. — Котов потрогал голову. — А вы что, опять стреляли?