Звездолов
Шрифт:
* * *
Туман поредел, и серое небо стало приметно светлеть, возвещая скорый восход. Патрик вскочил в седло. Его пленники давно очнулись и, стоило ему отвернуться, попытались распутать связывавшие их веревки. У него оставалось совсем немного времени, чтобы оторваться от Ганнов, которые, разумеется, бросятся в погоню, но зато его люди точно успеют разогнать угнанных и возвращенных коров по горным пастбищам.
За спиной раздался крик: кто-то из пастухов изловчился и выплюнул кляп. Патрик пришпорил коня. Гэвин, по его расчетам, пустится ему вслед не позже чем через час. Вот только сдержит ли Джонни слово,
Как и у Марсали, у Гэвина было свое тайное место, о котором никто не знал. По случайному совпадению или нет, но Гэвин тоже выбрал водопад. В лучшие, прежние времена их дружбы Патрик часто размышлял о том, как много сходства между братом и сестрой. Оба любили укромные, закрытые со всех сторон теснины, где кажется, будто ты совсем в другом мире. Сам-то он предпочитал горные вершины или луговой простор.
Патрик помнил и озерцо под водопадом, где они с Гэвином плескались мальчишками. Вода была холодной как лед, но это ничуть не пугало их: холод был испытанием выносливости. С трех сторон озерцо окружали неприступные скалы, так что верхом сюда можно было добраться лишь одним-единственным путем. В расселинах скал было много укромных мест, где можно легко спрятаться. Если Гэвин приедет не один, Патрик узнает об этом прежде, чем они успеют появиться.
Разумеется, Гэвин тоже об этом знал.
Целый час Патрик безжалостно гнал вороного, затем замедлил ход, давая коню возможность отдохнуть. Туман совсем рассеялся, и первые лучи уже позолотили вершины гор. Как не хватало ему этой красоты все долгие годы скитаний. Как тосковал он по родным горам.
И по Гэвину.
Дорога круто пошла вверх, к скалам. Отсюда до владений Сазерлендов оставалось полдня пути верхом или день пешего хода. Но конь Патрика не умел карабкаться по горным тропам, а покидать его здесь, привязанного к дереву, не хотелось: он умер бы с голода, случись беда с хозяином. Патрик спешился и хлопнул жеребца по крупу.
— Беги домой, — велел он. — Ты свое дело сделал.
Того не пришлось долго упрашивать. В Бринэйре ждало теплое стойло и полные ясли овса.
Патрик взобрался повыше, притаился в расселине и принялся ждать.
* * *
Гэвин медленно подъехал к озерцу, чувствуя, как гнет предательства стальным ошейником сдавливает шею. Он не бывал здесь уже два года — с тех пор, как начались распри с Сазерлендами. Невдалеке проходила граница — ущелье между скал, разделяющее земли двух кланов. Но не страх, а воспоминания мешали Гэвину прийти к водопаду.
Лучшего друга, чем Патрик, у него никогда не было. Он любил Патрика, как брата, и мучительно тосковал по нему все годы, что тот провел в изгнании. Да и втайне завидовал: друг отправился навстречу захватывающим приключениям, тогда как он сам, единственный сын и наследник, был вынужден остаться дома. До него доходили слухи о ратных подвигах Патрика, о его отваге… Как мечтал он оказаться рядом с ним! Сколько раз, слушая трубадуров, поющих славу названому брату, мысленно ставил себя на его место и жаждал сам совершать подвиги.
Шесть лет миновало с тех пор, как Гэвин в последний раз виделся с другом; двенадцать — с тех пор, как они вместе жили в Эберни. За эти годы мир стал другим, и, по мнению Гэвина, переменился отнюдь
Что нужно от него Патрику? Почему он просил о встрече с глазу на глаз? Или это ловушка? Когда Джонни передал ему слова Патрика, Гэвин долго боролся с сомнениями. Сказать ли отцу? Взять ли с собою людей, чтобы попытаться захватить Патрика в плен, а затем обменять на Марсали?
Но отец, в его нынешнем состоянии, способен задушить пленника голыми руками, не выслушав, зачем его привели. Гэвину еще не приходилось видеть отца в таком бешенстве, как в тот день, когда он обнаружил исчезновение Марсали. Дональд Ганн бушевал, и слова Патрика о том, что он лишь забирает с собою нареченную невесту, объявил подлой уловкой: дескать, Сазерленды выдумали это, чтобы не отвечать перед законом за похищение людей. Тогда Гэвин подумал, что это дьявольски умно придумано.
Но если Патрик действительно любил Марсали и хотел мира, зачем тогда он угнал коров? Не мог же он не понимать, что это совсем небольшая плата за безвинно убитых людей, раненых детей и сожженные дотла дома?
И самый трудный вопрос: зачем он, Гэвин, едет встречаться с заклятым врагом своего клана?
Не в силах найти сколько-нибудь подходящий ответ, Гэвин решил не лукавить сам с собой. На самом деле он просто хотел повидать старого друга. Интересно, сильно ли изменился Патрик? Последний раз, когда он его видел, это был уже совсем не тот юноша, что впервые отправлялся на войну из родительского дома в день своей помолвки; шрамы покрывали его лицо, а глаза не сверкали юношеским задором. Он стал тверже, смех его — грубее, а взгляд — настороженнее. Тогда Гэвин все упрашивал друга рассказать о сражениях, в которых он побывал, но Патрик отмалчивался. И о людях, которых убил, тоже говорить не хотел.
Вместо этого он серьезно посмотрел на Гэвина и сказал:
— Я молю бога, чтобы ты никогда не узнал, каково это — убить человека, Гэвин. Это вечно грызет душу, и никакой славы в том нет.
А Гэвин подумал, что и в том, чтобы возиться с коровами и овцами да помогать отцу разбирать мелкие дрязги, тоже нет никакой славы.
Нет, нет славы… Гэвин машинально дотронулся до рукоятки заткнутого за пояс кинжала и покачал головой.
Подъехав к тропе, ведущей к озерцу, он привычно оглядел окрестные утесы. Должно быть, он рехнулся, приехав сюда в одиночку, доверившись человеку, который когда-то был его другом, а теперь стал чужим, опасным незнакомцем; человеку, похитившему его родную сестру прямо из ее спальни. Поделом ему, если сейчас здесь в расщелинах за камнями прячется десяток-другой Сазерлендов, чтобы захватить его в плен, — а это вполне возможно.
Но ухо не уловило ничего, кроме журчания водопада; да глаза видели лишь парящего над скалами ястреба и рябь на поверхности озерца. Все было спокойно. И все же…
Гэвин остановил коня, спешился и пошел к озерцу, понимая, что сейчас представляет собою отличную мишень для пули или пущенной сверху стрелы. Пальцы его сжались в кулаки, но он шел, не позволяя себе взяться за оружие. Он не должен показать, что боится.
Стоя у края воды, он заставил себя смотреть вниз, на свое отражение. Прошло несколько минут в напряженной тишине. Но вдруг ему стало понятно, что он уже не один. За его плечами, искаженное рябью, появилось другое лицо, и он резко обернулся.