Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина
Шрифт:
— Они видят нас, Джумбер! Оставь меня!
Улица внизу полна народу. Гено еле ведет свой дом сквозь толпу, чтобы не сбить кого-нибудь.
— Гено, осторожнее! Не ушиби мальчика!
Маленький Гоча смотрит вверх и смеется.
— Пусти меня, Джумбер, или я выброшусь! Я же совсем голая!
— Не выбросишься! — говорит Тхавадзе. — Двери не открываются.
— Мне стыдно, Джумбер! Что скажут люди!
— Пусть говорят, что хотят!
— Руки! Руки убери!.. Пусти! — крикнула Мака и проснулась.
Раскрыла глаза.
«Господи, не дай сбыться!..» Эти слова первыми пришли на ум, но она не смогла произнести их. Она хотела сказать что-нибудь, все равно что, только бы убедить себя, что виденное было наваждением, кошмаром. Так случалось в детстве, когда она летала во сне: хотелось приземлиться, найти опору и удержаться, и, проснувшись, она хваталась за решетку кровати; исчезнувшее сновидение все еще сохраняло силу реальности, ей было страшно, и она долго не отпускала рук от решетки. Сейчас она хваталась за слова, стараясь как-нибудь выдавить их из себя и тем самым избавиться, отгородиться от сна. Она шевельнулась и тотчас ощутила в своей руке локоток Гочи. Она прижала к горлу теплые пальчики сына и прошептала ему в ухо:
— Господи, не дай сбыться этому сну!
Мальчик завозился, глубоко вздохнул и повернулся на бок.
— Жизнь моя, почему ты смеялся? — упрекнула его Мака и почувствовала, что успокаивается.
— Долго ли до рассвета?
В той стороне, где она ожидала увидеть бледное пятно окна, стояла кромешная тьма. В противоположной мерцала тусклая звезда. Она долго смотрела на звезду и медленно приходила в себя. На комоде тикали часики. Хотела встать, включить свет, но побоялась разбудить сына и передумала. Она знала, что теперь не заснуть до утра, а в темноте ночной кошмар мог вернуться к ней.
— Хозяин! — послышалось вдруг ей. Этот робкий, нерешительный окрик вспугнул ее, сердце опять заколотилось так, что она прижала его рукой. Прислушалась, но из-за шума крови в висках не смогла разобрать, во дворе ли кричат, или кто-то не спит в доме.
«Включу свет и прикрою газетой, чтобы не разбудить Гочу, — подумала она и удивилась, — а я, оказывается, трусиха… Все-таки надо включить…» Но не шелохнулась.
Кто-то, стоявший во дворе под грушей, крикнул еще тише:
— Хозяин!
«Нет, нет! Мне не мерещится. Что-то стряслось! Какая-то беда! Может, сон и вправду длится мгновение — я услышала крик, вот мне и привиделось бог знает что. Подойти к окну. Вор услышит, что в доме люди, и уйдет, а своих надо встречать».
На какое-то время все стихло. Маке почудилось, что сердцебиение мешает ей расслышать осторожные шаги по траве.
— Мака! — раздалось под самым окном.
Она не заметила, как села на постели.
— Мака, не пугайся, Мака!
Голос был знакомый,
Вся дрожа от страха и ожидания, Мака встала и, пригнувшись, на цыпочках подошла к окну.
То ли ее увидели со двора, то ли услышали звук шагов, но стоило ей подойти, как тот же голос прошептал:
— Не пугайся, Мака, это я, Марго!
Мака смотрела во двор, туда, где темнело грушевое дерево, и потому не сразу заметила женский силуэт под самым окном.
— О господи! — Она провела рукой по лицу и, ссутулясь, вернулась на кровать и села.
Во дворе зашуршали шаги но траве: видно, Марго пошла назад, к калитке.
«Кто-то ждет ее на дороге. Только не Гено…»
Она нашарила на полу войлочные шлепанцы, одела материнский халат, висевший рядом на стуле, и, шепча про себя: «Господи!.. Господи, господи!.. Что-то стряслось! Беда какая-то!» — вышла.
Во дворе она сбилась с тропинки. Высокая росистая трава замочила ноги до колен.
Взглянула на небо. Взмолилась: «Помоги!»
У калитки задержалась.
«Куда я иду? Я не знаю, кто там».
— Марго, ты?
— Я! Я, Мака, лучше б мне не рождаться на свет!
— Что случилось, Марго?
— Для тебя ничего страшного — не пугайся. Надо мной беда, над несчастной моей головой!
— Все живы, здоровы? Не скрывай!
— Все здоровы. Не бойся…
Мака не поверила, шагнула за калитку.
— Ты одна?
— Нет, Мака.
— Кто с тобой?
Марго медленно клонилась.
— Что с тобой, Марго! — Мака подхватила ее под руки. — Тебе нехорошо?
— Погоди, — Марго высвободилась. — Погоди!.. — Она опустилась ниже, и Мака почувствовала прикосновение ее рук на коленях.
— Что ты делаешь?! — Она попыталась отступить, но Марго не пускала ее.
Мака вспомнила объятия Тхавадзе во сне.
«Вот и сбылось, — притихнув, подумала она. — Сон в руку».
— Ноги твои целую, Мака!
— Встань, Марго! Встань, милая, и скажи, что у вас стряслось?
— Не встану. Если хочешь, чтобы сказала, дай на коленях сказать…
— Боже мой! — в отчаянии вырвалось у Маки. — Что же это? Боже мой!
— Нету у нас дороги, кроме как к тебе, Мака! Ты должна спасти моих детей, как спасла бы Гочу. Обо мне не думай…
— Но что я могу? Объясни… Ну, встань же наконец, Марго!
— Нет, дай сказать!
«Сон в руку, ох, сон в руку! Вот так же он не отставал ни за что и целовал колени».
— Марго, дорогая…
— Пропали мы, Мака, пропали! Перебьет он нас, если ты не спасешь — не поможешь!
«До Джабы дошло… Бедная женщина…»
— Господи! Но что я?.. — Она наконец высвободилась из рук Марго.
— Ты одна можешь нам помочь! Ты спасешь моих детей и бедную Мери!
— А где Мери?