Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина
Шрифт:
— Гражданка!.. — донесся до нее изумленный возглас толстушки.
Коридор показался бесконечно длинным. В комнате дежурного врача она не увидела ничего, кроме черной телефонной трубки, лежащей на толстом стекле стола, и, еще не поднеся ее к уху, крикнула: — Алло!..
— Алло! — повторила она, распутывая шпур и морщась, как от нестерпимой боли. — Что случилось, Гено, почему ты звонишь? Гено, ради бога, я слышу плач! Это Гоча? Откуда он?.. Ах, на машине Авксентия… Он и сейчас плачет, я же слышу. Боже мой! Дай ему трубку! Дай скорее! Гоча, Гоча! Родной мой, это я, мама!.. Да, мама, — она улыбнулась,
У дверей дежурки столпились санитарки и больные. Они удивленно переглядывались и пожимали плечами.
Даже не поблагодарив врача и медсестру, вызвавшую ее к телефону, Мака выбежала в коридор.
Когда она вернулась в палату, отец уже не спал.
— Что у них там, дочка?
— Ничего, отец, не волнуйся.
— Худо мне без тебя. Как в лесу я…
— Не бойся. Завтра все будет хорошо. Я сейчас говорила с Гено, — мне придется ненадолго съездить…
— Да, да, берегите Гочу. А мое дело пропащее. Маленького береги.
— Ступай! — Мака обернулась к Бичико. — Сейчас же ступай и достань машину!
— Вот дает! — усмехнулся Бичико. — Где я ее теперь возьму?
— На что в городе такси?
— Такси всего шесть штук, да и те такие раздолбанные, что за город не поедут.
— Не знаю! Достань частную! — Мака торопливо сняла халат и повесила его в изголовье отцовской кровати. — Пошли!
Бичико встал.
— Что за мальчишка у вас там такой? Видно, тоже буян растет.
— Тебе этого не понять. Ступай вперед.
— Мака! — окликнул ее отец.
— Я привезу его сюда, папа. Ты ведь тоже хотел его повидать, — она прикрыла за собой дверь.
Пройдя весь длинный больничный двор, она буквально пробежала через проходную у ворот и остановилась. Сзади слышались шаги Бичико.
Улица была пустынна.
Она огляделась. Бичико вышел на середину мостовой и встал там, засунув руки в карманы.
Мака подошла к нему.
— Позвоню Джумберу. Может быть, он согласится поехать, — сказал Бичико.
— Тхавадзе?
— Кто же еще? Остальные Джумберы на своих на двоих ходят.
— Ни в коем случае! Хватит и того, что он с тобой возится.
— Ни с кем он не возится. А ты лучше укороти язык и не болтай, чего не знаешь.
— Это я-то болтаю! — Мака вспыхнула от возмущения, но Бичико не мог увидеть этого в темноте. — Что может быть общего у меня с Тхавадзе? — сказала она и, понизив голос, добавила: — Я не знаю, кто такой Тхавадзе.
— Не прикидывайся. Ты прекрасно его знаешь, но вчера почему-то не поздоровалась.
— Откуда тебе известно, знаю я его или нет?
— Да уж известно…
— В таком случае, может быть, тебе известно и то, что ты мой брат?
— А тебя, кстати, никто не оскорбляет. Ни твоего надутого мужа.
— Это Гено-то надутый?
— Черт с ним, с твоим Гено. Вот еще!.. Человек к тебе с уважением, а ты…
— Не нужно мне его уважения. Пусть он тебя уважает.
Далеко на дороге засветились фары автомобиля.
— Могла бы поздороваться или хотя бы поблагодарить, что до дому довез. Ничего б с тобой не случилось. Тебя
— Не тебе нас учить! А я не желаю знать твоих дружков-собутыльников! Не желаю, и точка!
Машина приблизилась настолько, что стал различим ее силуэт.
— Вон машина идет. Плати, сколько запросит!
— Не учи ученого. Это грузовая.
— Если б ты хоть на что-нибудь был годен, ты не пошел бы в лакеи к Тхавадзе! — вырвалось у Маки, и она решительным шагом пошла по дороге.
— Что ты сказала? — крикнул брат, нагоняя ее.
— Если ты хоть на что-то способен, если хоть кто-то в этом городишке считается с тобой, — сейчас же найди мне машину! — не оглядываясь, жестко отозвалась сестра.
— Я нашел тебе машину, но ты же не хочешь!..
Мака вдруг остановилась и замерла, прислушиваясь. Ей почудился детский плач. Огляделась. Она стояла у чьих-то ворот. В глубине двора, в доме, плакал младенец.
— Ты слышишь! — крикнула Мака. — Мне — хоть пешком идти!
На столбе с дощечкой «Остановка автобуса» тускло горела единственная лампочка. Изредка появлялись одинокие прохожие. По ту сторону дороги стоял торговый ларек, крашенный в зеленый цвет. В ларьке горел свет, и с улицы хорошо было видно продавца в белом халате, — он озабоченно щелкал на счетах и то и дело покашливал в кулак. Бутылочные осколки, разбросанные вокруг ларька, поблескивали в электрическом свете. Ночь стояла темная, безлунная, но небо было ясным, и несчетное множество звезд мерцало в нем.
Мака медленно прохаживалась по улице.
«Он еще не доехал… Где теперь искать машину?.. Да нет, найдет что-нибудь. Мало ли халтурщиков рыщет по городу. Им только заплати как следует, они хоть на тот свет с тобой поедут. Нет, конечно, машину он найдет. А что, если он вернется с Тхавадзе? Неужели Джумбер из-за меня подружился с моим оболтусом? А мне-то что за дело. Пусть… Может, и вправду поможет ему. Бичи прав: почему я не поздоровалась с ним? Из-за давно позабытых детских глупостей?.. Да нет, нет. Я просто не узнала его… Он был мальчишка. Вроде любил меня и пытался объясниться!.. Бичико не может быть лакеем ни у кого. Это я возвела напраслину, перехватила… Лучше бы он позвонил, теперь мы были бы на середине пути… А у Тхавадзе, оказывается, и телефон есть. Каков размах!.. Интересно, женился он? Наверно, женился, столько лет прошло… Хотела бы я знать, на ком?» Мака улыбнулась и незаметно огляделась. Улица была пуста. Через дорогу перебежала кошка. Мака пожала плечами. Даже если ее и увидят — мыслей-то не прочитать!.. «А она лучше меня?.. Глупости».
Подъехал автобус. Кроме Маки, никого на остановке не было. Водитель открыл дверь, коротко просигналил и отъехал, но возле Маки притормозил еще раз и только после этого покатил дальше.
Мака взглянула на часы. Они показывали почти половину двенадцатого.
«Скоро он появится. В час я буду дома, с моим маленьким Гочей. С Гочей и с Гено… Ах, сколько звезд на небе! Наши звезды… Отец, наверное, не долго протянет. Бедный папа… Нужно сразу же вернуться назад».
Она не чувствовала страха, наверное, от того, что рядом в ларьке была живая душа и горел свет. Свет горел и по ту сторону дороги в нескольких домах, за деревьями.