Звездоплаватели-трилогия(изд. 1960)
Шрифт:
— Кто? Белопольский? Бросьте об этом думать. Это совершенно невозможно. Исключается. Но расскажите мне обо всём более подробно.
И, пока радиограмма летела через бездну пространства, Зайцев и Топорков рассказали всё.
В свете этого рассказа было очевидно, что решение Белопольского естественно и закономерно. Но что ответит Сергей Александрович?..
Ждать пришлось долго. Камова не было на радиостанции, и с ним связывались по телефону. В Москве сейчас было пять часов утра.
Но наконец чёткий голос радиста передал ответ директора Космического института и председателя правительственной комиссии:
— Говорит Камовск. Мельникову.
— Приняли полностью, — как обычно ответил Топорков.
— Свершилось! — задумчиво сказал Мельников. Он вздохнул. — Ну что ж, может быть, это и к лучшему. Я мечтал сам привести «фаэтонца» на Землю. Не судьба!
— Белопольский справится, — сказал Зайцев.
— Каким тоном вы это говорите, Константин Васильевич? Конечно справится, и гораздо лучше меня. Белопольский остаётся Белопольским, что бы ни случилось. Всё это результат, правда непонятного, но безусловно временного упадка духа. Мы ещё полетаем под его командованием.
Зайцев и Топорков молча переглянулись. Борис Николаевич всё ещё не понимает, что Белопольский как командир звездолёта человек конченный. Даже ответ Камова не убедил его в этом. Что ж! Поймёт со временем.
Камова не убедил его в этом. Что ж! Поймёт со временем.
— Будем надеяться, что это так, — уклончиво сказал Игорь Дмитриевич.
— Безусловно так!
Мельников вышел из рубки. Его сильно беспокоило, как передать Белопольскому ответ Земли. Смягчить жёсткий тон этого ответа было невозможно. Константин Евгеньевич всегда может прослушать радиограмму, автоматически записанную на ленте магнитофона. Надо сказать правду, но как тяжело это сделать…
Однако всё обошлось. Белопольский ничего не спросил. Очевидно, он был вполне уверен в ответе Камова.
— Вот видишь! — сказал он, когда Мельников появился на пороге рубки управления. — Не нужно было никакой радиограммы. Факты — вещь упрямая. Как ты решил насчёт «фаэтонца»?
— Сергей Александрович удовлетворил вашу просьбу. Конечно, — прибавил Мельников, желая, по возможности, смягчить приговор, — довести «фаэтонец» до Земли значительно труднее, чем «СССР-КСЗ». Вам больше по плечу эта задача.
— Спасибо за доброе желание, — усмехнувшись ответил Белопольский. — Но я не нуждаюсь в утешениях. На месте Камова я поступил бы так же. Но перейдём к делу. Считаешь ли ты возможным, чтобы «фаэтонец» летел прямо на Землю?
— В радиограмме Сергея Александровича сказано, что он и Волошин рекомендуют…
— Потренироваться, — перебил Белопольский. — Я только что думал об этом. Второву необходимо приобрести опыт посадки.
— Луна подходит?
— Боюсь, что нет. Гравитационная сила на её поверхности всего в шесть раз меньше, чем на Земле. Это ещё опасно. Нужно тело меньшего размера.
— Астероид?
— Да, это лучше всего.
— Какой же?
— Церера. Она сейчас находится в удобном положении, и до неё
— Придётся ещё раз радировать Камову.
— Ты начальник экспедиции и можешь принимать решения сам. Приучайся действовать самостоятельно.
Не в силах больше сдерживаться, Мельников обнял старого академика.
— Если бы вы знали, — сказал он, — как огорчили меня своим решением.
— Знаю, Борис. Могу тебя утешить, открыв небольшой секрет. Ещё на Земле было решено, что полёт на Венеру твой последний экзамен. После него ты был бы официально назначен первым капитаном советского космического флота. Это случилось немного раньше, вот и всё. И я и Камов уже стары. Экзамен ты выдержал, выдержал блестяще. Вспомни, я передал тебе командование кораблём на пути к Венере. Это было намеренно сделано — Белопольский отвернулся и несколько минут смотрел на экран, словно собираясь с силами для того последнего, что он хотел сказать своему ученику. — Помни всегда, Борис. Командир звездолёта должен сохранять спокойствие при любых обстоятельствах. Ничто не должно выводить его из равновесия. Неустанно вырабатывай в себе это важнейшее качество звездоплавателя. Тебе это не трудно. И не бери на борт людей, которые тебе особенно дороги. Иначе не избежать того, что случилось со мной. А это тяжело, очень тяжело. А теперь простимся! Я немедленно перейду на борт «фаэтонца».
Закипела работа.
Оборудовать фаэтонский звездолёт для длительного рейса под управлением не фаэтонцев было не так просто. Его помещения не были приспособлены для земных приборов и аппаратов. Немало изобретательности и выдумки пришлось проявить Зайцеву, Романову, Князеву и самому Белопольскому, чтобы установить самые необходимые навигационные приборы, без которых немыслимо было пускаться в многомесячный полёт. Хорошо ещё, что радиопрожектор не был нужен, — автоматы корабля сами следили за безопасностью пути. Но с телескопом пришлось повозиться. В кладовых «СССР-КС3» нашёлся запасной телескоп небольшого размера, и, после долгой и тяжёлой работы, он был установлен в помещении рядом с фаэтонским пультом. Оптические приборы безусловно были на звездолёте, но никто не знал, где они находятся, как выглядят и, главное, как ими пользоваться. А без визуальных наблюдении лететь к Церере было невозможно. Появилось подобии пульта, при помощи которого Белопольский мог давать точные указания Второву.
Звездоплаватели работали не торопясь, помня, что ошибка неисправима и может привести к катастрофе. Потери времени они не опасались. Оба корабля продолжали лететь в нужном направлении.
Ни Коржевский, ни Второв ничего не сказали по поводу неожиданного назначения лететь на «фаэтонце» к Церере. Им было грустно, что свидание с Землёй откладывается, но они знали, что так нужно. А для звездоплавателей слово «нужно» звучало очень убедительно.
Сознавая ответственность, лёгшую на его плечи, Мельников сам проверил работу, попросив Белопольского вернуться на это время в рубку «СССР-КС3».