Звезды над озером

Лазарева Ирина Александровна

К семи часам ужин готов, стол накрыт белой скатертью и сервирован, сверкает хрусталем, лучшим маминым фарфором и столовыми приборами, в воздухе витают ароматы жаркого, салатов, сладкой выпечки.

Папа монументален и великолепен, Димка причесан, побрит, умыт, строго одет, я с трудом узнаю в нем своего брата. Обычно он напоминает рэпера, а сегодня похож на мальчика из церковного хора. Мама подобрала скромное, но хорошее платье, весьма уместное для сегодняшнего вечера.

А вот со мной дело плохо, я ношусь как ошпаренная от зеркала к гардеробу, никак не

могу решить, что надеть, до сих пор взъерошенная, без макияжа, из одежды на мне одни трусы. Крою себя последними словами.

В это время в дверь скребется Димка. Высовываю кудлатую голову в коридор:

— Ну чего тебе? Я и так не успеваю одеться.

— Кать, что теперь, ему орден отдавать? — канючит брат.

— Отдавать, и без разговоров!

— Откуда знаешь, что он захочет его обратно?

— Дима, я же сказала — без разговоров. Долго объяснять.

— Подожду, пока он сам попросит. Ты тут не командуй, — бурчит наш фалерист. Для него изъятие из коллекции главного экспоната — трагедия вселенского масштаба.

Меня обдает сквознячком беспокойства, холодной струйкой забытых на сегодня проблем. Разговор об ордене напомнил неприятные для меня моменты, когда Женя уходит в себя и становится закрытым, почти недосягаемым, — есть у него такая черта, и тогда я пугаюсь его глубокой внутренней обособленности, во мне возмущается собственница. Мне хочется знать все его мысли и малейшее движение чувств. Правильно ли это? Скорее всего, нет. И можно ли до конца узнать человека, если он сам себя порой не знает?

Интересно, какой я выгляжу в его глазах. Не мешает и мне напустить немного загадочности.

От этих мыслей все сразу встает на свои места, я знаю, во что одеться и как накраситься. Быстро укладываю волосы с помощью фена, затем вынимаю из гардероба платье цвета предрассветного тумана, оно воздушное, в летящих складках, чуть тронутое люрексом, как каплями росы. Вдеваю в мочки ушей по утренней звезде из алмазной крошки. На губы — только блеск, дымчатые тени на веки, можно слегка подкрасить глаза. Высокий каблук дома не к месту, есть серые изящные туфельки на маленьком каблуке.

Уф! Кажется, неплохо, и вид вполне загадочный, надо только постараться поменьше болтать и хихикать.

Женя звонит в дверь ровно в семь! Он всегда до ужаса пунктуален, надеюсь, что это не педантизм, а вежливость королей; в любом случае у меня будут проблемы, так как сама я вечно везде опаздываю. Надо заняться самовоспитанием. На предстоящую супружескую жизнь я смотрю только с позитивной стороны, и мне не страшно, что придется поступиться некоторыми своими привычками.

Распахиваю входную дверь. Здороваюсь с двумя розовыми кустами, они заслоняют дверной проем, но сверху все же виднеется макушка Жениной головы.

Кусты протискиваются в прихожую, один преподносится подошедшей маме, другой мне, а я, позабыв о своей загадочности, висну на шее гостя.

Неожиданно из-за плеча Жени бочком выдвигается женщина лет пятидесяти, еще ладная, дородная, по виду не питерская, хотя и приоделась во все новое, но что-то сразу выдает в ней провинциальную

жительницу.

К гостям выходит папа, из дверей гостиной выглядывает Димка с вымученной улыбкой на лице.

Женя преподносит папе бутылку коньяка, затем представляет свою спутницу. Это его родственница, говорит он, двоюродная сестра отца. Зовут ее Валентиной Матвеевной.

— Ах, что же мы стоим в коридоре? — спохватывается мама. — Проходите в гостиную.

Пока все рассаживаются, я задерживаю Женю, спрашиваю шепотом:

— Кто это? Ты меня не предупреждал о родственнице.

— Сейчас все узнаешь, пошли за стол.

Женя, едва заняв свое место, продолжает тему, словно извиняется, что пришел со спутницей: родителей он потерял рано, и родственников не осталось. Тогда он решил найти хоть кого-то из своего рода, — нельзя человеку жить без роду без племени, ведь свататься приходят с родственниками, а не в гордом одиночестве. Он помнил, что у бабушки была старшая сестра, семья ее жила в Петрозаводске. Там он и решил навести справки в уверенности, что отыщет хоть кого-то из сородичей.

Так вот куда он ездил недавно!

Женя подробно описывает, как продвигались его поиски, как увенчались успехом. Он очень доволен, я давно не видела его таким, но мне, вероятно, не оценить его воодушевления. Я никогда не чувствовала недостатка в родственниках; порой, пожалуй, чувствовала их переизбыток. Надо сказать, что с папиной стороны их тоже более чем достаточно и живут они гораздо ближе, чем мамины.

Валентина Матвеевна приходится Жене двоюродной тетей. Мы из вежливости начинаем расспрашивать новую знакомую о ее городе, о Карелии, папа увлекается, так как ему приходилось служить в тех краях, мама подкладывает в тарелки еды, Дима тихонько включает музыку. Обстановка оживляется.

Хм, интересно, когда же Евгений дойдет до главного? Если мне не изменяет память, он пришел просить моей руки.

Претендент поднимает с пола кейс, который я сначала не заметила, кладет к себе на колени и открывает, бросая на меня многообещающие взгляды.

Вот, сейчас! Собирается достать обручальное кольцо! У меня мурашки удовольствия бегут по коже.

Я непроизвольно вытягиваюсь, чтобы поскорее увидеть заветный символ нашей любви, и как вы думаете, что выкладывает на скатерть жених?

Старый, потрепанный альбом для фотографий. Еще один в череде семейных альбомов.

— Вот что передала мне Валентина, — ликующе сообщает Женя. — Если можно найти клад, то я его нашел. — Он обнимает женщину и крепко целует в щеку. — Спасибо, что сберегла. Когда-то моя бабушка, чувствуя, что конец близок, передала этот альбом своей сестре. Она понимала, что в семье сына, моего отца, невестка может его уничтожить. Наверняка моя мама так бы и поступила: всю ее семью репрессировали, родителей расстреляли, а дед мой был офицером Смерша. Этого звания было достаточно, чтобы искоренить любое напоминание о нем. Более того, Валентина Матвеевна примерно помнит, где находится могила деда, представляешь, Катюха, мы сможем ее отыскать!