Звезды Олега Диодорова
Шрифт:
– Кадров нет. Куча народа угробилась, остальных взяли на непрерывные работы. Мне нужен постоянный контингент. Которому можно доверять! Хотя бы три роты. Что, неправильно я говорю?
Жена подергала себя клыками.
– Я скажу своим. Чтоб подобрали. Кого попало брать нельзя, нужна полная уверенность в контроле. Если народ угробился, значит, и командиры тоже? Или нет?
– Угробились все подряд. Командиры, понятно.
– Значит, много есть свободных вакансий. Это выгода в первую очередь самому тебе! Я-то что. Это тебе дадут должность. Ты этого не понимаешь, что ли?
Кайстров зажмурился.
– Да я понимаю. Я не видел комдива. Непонятно, с какого конца начать.
– Со своего! Твоя мочалка как мочалка. Внешний вид должен быть! С этого все начинается.
Вместо мыла в том доме круглый год используют бузину. Один брат ходит на охоту и приносит диких птиц. Время от времени, в лесу попадают домашние гуси и куры. Жена Кайстрова была делопроизводитель. Через ее руки прошло огромное число паспортов
Осенью на широких экранах показали запись боя возле логова, а также некоторые фрагменты других боев. У иностранцев выцепили сюжет, где самолеты летят над полуостровом и не падают. Показали марш команды Геотара. Над Клинкариным, который так и не попал на войну, ребята-волки насмехались. Клинкарин огрызался, но драки избегал совершенно, ведь он один. Как и на первом году службы его зовут «волчок».
– Наши победили! Слышь, Волчок, а ты постеснялся, что ли? Что тебя будет лечить такая классная девушка.
Бойцы видели Сашу Радостину на экране и восхищались ею.
– Нужны мне девушки – пробубнил Клинкарин.
– А кто тебе нужен? Мальчики? Ты поэтому остался. Но на войне тоже мальчики.
– На войне – мужчины! – все хохочут. Ребята все очень молоды и большей частью не имеют широкого доступа к информации. Но ребят много; кто-нибудь вспомнит.
– Я слышал, в Кралепоре есть один Клиноркин, который тоже гоняет мальчиков и ни разу не был на войне. Это не твой родственник?
– Нет! Не родственник! У него фамилия – не Клиноркин, а Клинкарин, и он был у границы.
– Ого! А ты тогда откуда знаешь?
Клинкарин мнет хвостом.
– Так! Просто узнал.
– Ну да, конечно! У того, говорят, произвол, но все терпят, поскольку время такое. Руководство не успевает. Но когда жизнь наладится – смотри, ему еще по морде надают. У него еще брат есть? Волчок, откуда к тебе информация идет?
Клинкарин импровизировал, но очень неловко и над ним потешались. Ребята время от времени видели тех, кто вернулся с юга. Точных потерь никто назвать не мог. Учащихся старших классов привлекли к полевым работам еще в конце весны, все лето ребята помогали, затем нужно было срочно убирать урожай. Местами это можно было делать только с использованием ручного труда. Ноябрь засыпет все города льдом и станет холодней обычного. В результате до конца года старшие классы не имели школьного процесса. Каждый учился как мог. В лечебных санаториях страшно ругали комдива, составляли письма к Ракитину. Внезапно Ракитин приехал сам, один, как всегда. Кровь на простынях его не вдохновила. Через полчаса Ракитин велел выгнать всех енотов и зайцев, которые работали там в качестве вольнонаемных, выгнал волчицу – и.о. начальника еще несколько лисов. В тот санаторий их больше не пустили. Ракитин всю осень ездил по стране, проверял, налаживал; кралепорцы удивлялись, почему он не дает указаний через народный совет. Цифровую связь тогда только планировали провести. Производственные мощности были почти отлажены, Олег часто говорил об этой задаче с Викторией. Свой листок он надежно хранил при себе, а еще он написал два таких же текста, на новой бумаге. Один лист он стремился передать Виктории. Неожиданно Владимира вызвали на завод в соседней области. С волками на заводе Олег общался, но только на профессиональные темы. На заводе и в других местах случались аварии, сбои. Олег ходил в обычной рубашке (она как гимнастерка, только без погон). Как отдыхать во время перерывов,
Олег направился в штаб через три дня, и думал по дороге только о Виктории. Листва сильно поредела, но по-прежнему плещет золотом.
– Олег!
Высокий волк у дальнего дома. Олег подпрыгнул и помчался к Радостину. Друзья были вне себя от восторга. Их хвосты играли как у маленьких волчат. Успокоить было невозможно. Олег Радостин сказал, что на секретном предприятии создают новые авиационные материалы и необходимо, чтоб Олег их срочно проверил. Там же идет работка над новыми топливными элементами, блоками питания для приборов… для всего, что нужно самолету. В штаб идти не нужно. А на завод? Забрать вещи, если остались. Олег говорил, что сам сходит к дирекции и в штаб.
– Уедем уже сегодня. Геотар Гардарикович узнавал – нет целиком достоверных сведений, наша система радиоперехвата слабенькая, а цифровой перехват мы только разрабатываем. Но по множеству косвенных данных можно точно сказать, что Драконий Глаз не появлялся больше. Иностранцы пытаются сосчитать драконов. 16-й полк пропал без вести. Олежек, это дико звучит, это нельзя представить, ведь там такие ребята были – но такова формулировка. Пока мы были на том полуострове, что-то случилось между границей и десятой долготой. Из-за этого… Ракитин был занят. Олег, окончательную правду еще предстоит узнать. Но мы добьемся. Владимира я тоже верну.
Олег с восторгом смотрел на друга.
– А мы боялись, что ты… что мы уже не встретимся! Саша… проснулась?
Радостин поник головой.
– Я хотел умереть вместе с ней, но Поле Памяти велело иначе. Или это уже сама Сашенька так велела. Нужно было ехать на границу эту чертову, но я – сперва шел пешком и преодолел две сотни верст. Как нарочно, я зашел в район, где стоит наш главный экспериментальный комплекс. Я махнул на них хвостом, и стал работать с товарищами. Разумеется, совершенно официально. Ко мне раз примчались с комиссией этакие престарелые трескуны, знатоки армейских законов. Но формально мой командир – Геотар Тригоров, который позволил действовать по своему усмотрению без указания даты. Формально, это грубое нарушение. Мне говорили: вы не могли этого не знать, раз вы комбат. Я спросил их: могу ли я сам себе давать задания. Вышла перепалка… одним словом, я обругал их литературными словами. Перекричал. А одного даже толкнул – он, правда, стал делать вид, что хочет разбить экспериментальный экран. Откуда, в конце концов, известно: он не хотел или он хотел. Они обещали жаловаться. Приходило сообщение с угрозой без конкретных слов. Я подумал: что, собственно, сделают? Расстреляют? А за что? Кроме того, после такой смерти я сразу окажусь рядом с Сашенькой. Следовательно, я не теряю абсолютно ничего. На Геотара Гардариковича жаловались еще сильнее. Олег, это так некрасиво!
Друзья пошли навстречу солнцу.
– Ты общался с товарищами?
– Только с Володей Береговым, потому что мы вместе прибыли.
– А я видел много наших ребят, в разных городах центральных и северных регионов. Я спрашивал о Виктории (сердце Олега заколотилось). Ее перевили на юг, в ее родную область. Но я туда даже еще не звонил. Там есть несколько предприятий, так что даже если ее переводили, Олежек, я узнаю, где Виктория!
– Спасибо! Я хотел передать ей. Мы сможем ее пригласить?
– Да, надо обратиться в штаб, где курируют вопросы приборостроения. С коллегами в НПО все просто. Нужно, чтоб вам дали комнату или даже квартиру. Понимаешь, НПО стоит посреди живой природы, ребята без семей живут прямо на работе. Семьи отдельно. Вокруг НПО есть пригородные участки, с очень симпатичными домиками. Там почти все занято. В крайнем случае – я скажу, что комната нужна мне, комбатам не отказывают. Должна же у вас быть хоть одна нормальная комната!
В груди Олега все распирало. Он подумал, что сам ни за что бы не смог организовать все эти вопросы – договариваться, согласовывать, обходить острые моменты. Он немного волновался относительно капризов руководства. Вдруг опять всех разбросают. Олег Радостин уже разговаривал с председателем Ракитиным по удаленной связи, уже с применением цифровых технологий. На экране Ракитин был бодрым, как всегда. А Геотар заметил, что у председателя есть недуг. Иначе бы его глаза были ярче.