Звёзды против свастики. Часть 2
Шрифт:
Сначала завезли домой Ежова. Когда остались в машине вдвоём, Светлана сказала:
– А теперь едем ко мне домой, мама ждёт нас на чай. И никаких возражений!
По дороге болтали о разном, и Сашина неуверенность постепенно стала проходить. Он уже было хотел спросить о Светином папе, но в это время машина остановилась возле нового дома на Московском проспекте.
– Приехали! – сообщила Светлана.
Оказавшись в трёхкомнатной квартире, Саша порадовался, что не успел спросить Свету об отце. Человек, изображённый на портрете в гостиной, был ему знаком: Герой Союза, генерал-майор Галин, недавно погибший
За чаем и разговорами просидели почти до полуночи, когда Светлана поднялась с дивана:
– Нам пора!
– Куда спешишь? – удивилась Ольга Матвеевна. – У Саши ведь дирижабль в четыре утра, если я правильно поняла.
– Поняла ты правильно, – ласково улыбнулась Светлана, – только про мосты забыла.
– Ах, да, – смутилась Ольга Матвеевна и виновато посмотрела на Александра. – Вот ведь, коренная петербурженка, а в разлуке с любимым городом многое позабыла, в том числе и про развод мостов.
Миновав Дворцовый и Биржевой мосты, припарковались на Мытнинской набережной.
– Посмотрим отсюда, как разводятся мосты, – объяснила Светлана.
Саша не возражал, хотя эту действительно красивую церемонию наблюдал целых два раза. Наблюдать отсюда за Дворцовым мостом было не так удобно, и Саша, как ни старался, вновь упустил момент отрыва разводных пролётов друг от друга.
В воздушную гавань приехали вовремя. При прощании Саша неожиданно попросил:
– Можно, я буду тебе писать?
Светлана растерялась, стала искать слова для вежливого отказа, не нашла, достала блокнот и записала адрес. Вырвала листок и протянула Саше:
– Пиши. Но ответ не гарантирую.
Саша принял листок, кивнул и, не оглядываясь, направился к входу в терминал.
19-сентябрь-41
Берсенев, как зачарованный, смотрел на не столь уж далёкий берег. Может быть, даже открыл бы рот, как сделали некоторые из подводников – всем свободным от вахты внизу было разрешено подняться на верхнюю палубу – открыл бы, если бы не воспитание.
– Любуешься? – спросил возникший из темноты Скороходов, кивая в направлении искрящегося мириадами огней берега. – Майами…
– Непорядок, однако, – покачал головой Берсенев (анекдоты про чукчей как раз стали входить в моду), – демаскировочка…
– А им плевать, однако, – в тон ему ответил Скороходов. – Они американцы. Им и в других странах вольно вести себя, как хозяевам, а уж у себя дома точно будут делать то, что считают нужным, и никакие «волчьи стаи» им в этом не помеха.
– Ну, ну… – усомнился Берсенев. – Будем посмотреть…
– Для того сюда и пришли…
В этот район «Волкодав», по согласованию с командованием союзников, перебрался, как только стало очевидно, что эффективность его использования в Северной Атлантике пошла на убыль. В состав какой-либо группировки ВМФ США лодку включать не стали, предоставив ей статус вольного охотника, обязанного лишь информировать о своих передвижениях. Спросите, почему командир «Волкодава» избрал в качестве района
Американцам свойственна наглость, но никак не беспечность. «Жемчужина Кариб» вышла в рейс с солидным эскортом в составе двух эсминцев ВМФ США и трёх кораблей Береговой охраны.
– Зря мы за ними попёрлись, – сетовал Берсенев. – Лодка шла в подводном положении с отставанием на две мили и мористее «Жемчужины» со свитой. – Не сунутся «волки» в такой капкан.
– Посмотрим, – философски отвечал Скороходов.
Впрочем, «посмотрим» с опущенным перископом получалось как-то не очень, пока что только слушали.
Когда прошло сообщение о том, что в 50 милях к норд-осту германские подводные силы большим числом атаковали конвой, и оба эсминца, покинув эскорт, спешно направляются туда, Скороходов прокомментировал всё происходящее одним словом «Началось!» и объявил тревогу.
И все же первый раунд остался за «волками». Их караулили с норд-оста, а они подкрались с зюйда, со стороны Карибского моря. Когда радист сообщил, что перехватил короткий сигнал SOS, который тут же оборвался, а теперь в том месте сплошная какофония из помех, Скороходов, скрипнув зубами, приказал: «Полный вперёд»!
Что заставило Элеонору Болдуин принять участие в круизе? Она не была поклонницей подобного рода развлечений, более того, как и многие соотечественники, считала их в такое время неуместными. И, тем не менее, в назначенное время поднялась на борт «Жемчужины Кариб». Так что это, журналистское чутьё? Да, пожалуй, что так: именно журналистское чутьё!
Прошло больше двух часов, как эсминцы оставили «Жемчужину» на попечение сторожевиков. Интересно, подумала Нора, кто-нибудь из пассажиров, кроме неё, это заметил? Вряд ли. Бодры, веселы. С удовольствием вкушают свежий морской воздух на верхней палубе, хлещут виски по барам, и там и там отчаянно флиртуют, короче, живут полной жизнью!
Это было похоже на сон, или на проделки киношников из Голливуда. Корабли береговой охраны пошли на дно очень быстро, и, казалось, одновременно. Ещё до того, как круизное судно резко застопорило ход, и на палубу стали выскакивать обеспокоенные туристы, спрашивая у тех, кто там уже находился: «Что произошло?» и не получая на вопрос вразумительного ответа, на плаву остались только пара спасательных шлюпок, вокруг которых в воде барахтались выжившие моряки.
А потом по сторонам от «Жемчужины Кариб» одновременно всплыли четыре германские подводные лодки, беря её в перекрестие.