Звезды сделаны из нас
Шрифт:
Гальский растеряно пожимает плечами.
— Ничего. Скоро узнаешь.
Как и любой шкурник он отлично оценивает расстановку сил.
— Ты только не подумай, я, разумеется, на твоей стороне, но то, что ты всё это затеял после смерти Макарова, выглядит так себе.
— А мне пофиг, — небрежно бросаю я. — Главное — результат.
— А какой должен быть результат? — лицо Гальского превращается в смайлик с любопытной рожицей.
— Хочешь контрошу за тебя напишу?
Предложение заинтересовывает его даже больше, чем мой наряд.
— А когда я отказывался?
— Тогда нужно кое-что сделать.
— А что?
Физичка резко оборачивается и шикает на нас.
—
Мы замолкаем и я, подмигнув Гальскому, достаю телефон, давая понять, что ответ напишу. Он возвращается на своё место, а я обдумываю, как лучше всё обставить.
На четвёртом Жанна Ильинична объявляет о вечере памяти, что все, кто хочет, а в особенности те, кто дружил и общался с Макаровым, обязаны подготовить короткую памятную речь. Сказать пару слов о Макарове, о том каким он был хорошим другом, и как нам всем теперь его не хватает. Пока она всё это говорит, мне смешно. Забавляет формулировка «кто хочет — обязан». Такой типичный школьный подход. Вроде и интересуются твоими желаниями, но тут же дают понять, что никому они не нужны. Организатором этого потрясающего мероприятия назначают Соболеву. Она должна будет составить список участников и контролировать их подготовку к выступлению. Однако список составляет сама Жанна Ильинична. Соболева только записывает. Классная проходит по рядам и тычет пальцем в тех, на ком останавливается её взгляд. В основном, это шобла: Титов, Румянцева, Юсупов, Журкин, Ляпин, Моргунова. Остальные в «А» классе. Им поручается за два дня написать «памятную речь» и сдать на проверку классной. Естественно, они возмущаются. Среди них нет никого, кто мог бы нормально связать хоть пару слов. А четвёрка по русскому, кажется, только у Моргуновой. Но Жанна Ильинична строга и непреклонна. Говорит, что кто этого не сделает, будет сдавать по десять отрывков из «Войны и мира». Угроза страшная даже для меня, потому шобла, всё ещё недовольно ворча, принимает условия.
В первый момент, когда Жанна Ильинична доходит до моей парты и, развернувшись, возвращается к учительскому столу, я ликую. Радуюсь, что от меня отвязались. Но после того, как она начинает наставлять Соболеву «спрашивать с них жёстко», а та вяло кивает и с опаской косится на Румянцеву, до меня вдруг доходит, что я чуть было не прошляпил свой шанс.
— Жанна Ильинична, а можно мне? — торопливо вскакиваю с места.
— Чего тебе?
— Жёстко их проконтролировать.
Пока я это говорю, в голове созревает мегаплан. Ещё необдуманный, интуитивный, но я уже предвкушаю, как можно всё круто обставить.
— Елена Львовна сказала, что ты отказался.
— Так это было позавчера. А сегодня я согласен.
Классная критически осматривает меня с ног до головы.
— Что у тебя за вид, Филатов?
— А что не так?
— Он не школьный.
— Елена Львовна велела надеть траур.
— Всё понятно, — Жанна поджимает губы, но тему предпочитает не развивать. — Забери список у Соболевой и запомни: с тебя я тоже буду жёстко спрашивать.
Я решаю одним махом убить сразу нескольких зайцев. Во-первых, у меня теперь есть официальное право власти над шоблой, пускай в таком незначительном вопросе, но это лучше, чем ничего. Во-вторых, можно сделать так, чтобы Макаров получил по заслугам. Ну, а в третьих, мама решит, что я «внял её увещеваниям» и успокоится. Кроме того, мне будет чем удивить Нелю и обставить всё как торжество справедливости.
— Чего ты добиваешься, Филатов? — на перемене подваливает Румянцева, её чёрные волосы топорщатся в разные стороны, будто вороньи перья. — Объясни, пожалуйста, что
— Это я ещё рано начал. Илья Муромец тридцать три года сидел и помалкивал.
— А тебе не кажется, что один ты эту войну не потянешь?
— А я и не один, — перед глазами проносится картинка, как мы с Нелли, стоя спиной к спине, держим перед собой обнажённые мечи.
— Да? — Румянцева подозрительно прищуривается. — И кто же за тебя впряжётся?
— Лучше я скажу, чего добиваюсь, — выдерживаю многозначительную паузу и наслаждаюсь её нетерпением. — Я хочу, чтобы вы признали, что Макаров был уродом и теперь слушались только меня.
Сначала у Румянцевой открывается рот, потом расширяются глаза:
— А ты не офигел?
Я смеюсь и пожимаю плечами.
— Ты пошутил, да? — с неуверенностью спрашивает она, но в глазах читается прежнее изумление.
— Думай, как хочешь.
— Если ты продолжишь это, у тебя точно будут неприятности.
— Скажи своим, что я советую им в следующий раз меня сразу убить, иначе я буду залавливать их по одному.
— Нет, ты точно больной.
— Пишите лучше ваши речи и не теряйте время. Вам придётся очень постараться, чтобы придумать хоть что-то хорошее, что можно сказать о Макарове.
— Не волнуйся, — Румянцева принимает свой обычный нахальный вид. — В Гугле уже всё написано.
На биологии показывают документальный фильм ВВС про различия между мужчинами и женщинами. Внезапно это оказывается любопытно, и я закидываю Нелю сообщениями: «Представляешь, если запустить в лабиринт мужчин и женщин, то мужчины раньше женщин найдут выход». «У мужчин сильнее, чем у женщин развито стремление принадлежать какой-то группе». «Женщины лучше различают цвета, зато мужчины хороши в отслеживании быстро движущихся объектов». «Из-за тестостерона мужчинам проще похудеть и быстрее набрать мышечную массу» и всякое такое прочее.
Она пишет: «Это всем известные факты, Глеб. Ты что с луны упал? А ещё женщины лучше чувствуют запахи, а мужчины чаще прислушиваются к своему самочувствию».
Я наверное и впрямь упал с луны. Всё это совершенно для меня ново.
— Хочешь, сходим сегодня в Третьяковку? — от биологии я уже отвлёкся.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Вот прямо после школы и выдвинемся. Я буду всё снимать и показывать тебе, как будто мы вместе.
Неля какое-то время не отвечает, но я в восторге от своей идеи и кажется странным, что мы не додумались до этого раньше.
— Ты, кстати, знаешь, что Третьяков подарил свою галерею городу с условием, чтобы посещение в ней было совершенно бесплатным, а когда император предложил ему за это дворянство — отказался, ответив, что купец никогда не сможет стать дворянином.
Наконец, Неля возвращается в сеть.
— А разве там можно снимать на телефон? У нас знакомые недавно из Москвы приехали, говорят, даже фотографировать в галерее запрещено.
Точно. Об этом я и не подумал. На улице по-прежнему идёт дождь и отправиться на прогулку тоже не вариант.
— Я бы пригласил тебя в кино. Но это будет извращение: транслировать весь фильм с экрана.
— Можешь пригласить меня в кино дома. Устроим сеанс одновременного просмотра.
Видимо я уже совсем потерял голову, потому что её предложение очевидно.
— Отлично! Тогда я приглашаю тебя в кино. Только фильм выбираешь ты.
— А ты покупаешь попкорн, — смеётся она тремя смайлами.
— Запросто! Говори адрес.
— Ты серьёзно? Я же пошутила.
— А я нет. У вас же в городе есть доставка?